Тринадцать мгновений из 100 лет легендарной «Маяковки» Поделиться
Ровно 100 лет назад Театр Революции, возглавляемый тогда Всеволодом Мейерхольдом, представил свою первую постановку — спектакль «Ночь». Именно эту дату и принято считать днем рождения Театра Маяковского. Сегодня труппа театра, работающая в одном из самых красивых зданий Москвы, отмечает эту круглую дату. 50 лет из 100 в «Маяковке» работает замечательный артист, первый интеллигентный красавец отечественного театра Игорь Костолевский. С ним мы прошлись по знаковым событиям истории театра, вспомнили тех, кто составил его славу.
ИЗ ДОСЬЕ «МК»
За 100 лет театральный Дом на углу Большой Никитской и Малого Кисловского переулка несколько раз менял свое название. C 1922 до 1943 года это был Театр Революции, с 1943 по 1954-й — Московский театр драмы, а в 1954-м стал Московским театром имени Вл. Маяковского, в чье название в 1964-м добавилось звание «академический». В первые годы театром руководил Всеволод Мейерхольд. Далее режиссерами, определившими судьбу и важные этапы его развития, стали Алексей Попов, Николай Охлопков, Андрей Гончаров, Сергей Арцыбашев, Миндаугас Карбаускис. С мая 2022 года худруком стал Егор Перегудов.
1. Первая афиша первого спектакля «Ночь» режиссера Александра Велижева по пьесе Марселя Мартине. Премьера состоялась 29 октября 1922 года.
2. Спектакль Николая Охлопкова «Медея». Его играли в концертном зале Чайковского (бывшем театре Мейерхольда). Я ведь в нем в массовке бегал воином. Спектакль был монументальный, громкий. Евгения Козырева играла Медею, а роль царя — Карп Мукасян. И как-то на гастролях мы выпили. Подходит сцена, когда мы должны Карпа на носилках выносить, и Толя Михеев, который тоже был воин, спрашивает Карпа: «Ты объясни, почему я пьяный должен нести тебя трезвого?» Короче говоря, мы с этими носилками пробежали чуть ли не по Козыревой, которая лежала на сцене. Потом был дикий скандал.
3. Евгений Павлович Леонов. Боже мой… Я учился на курсе у Гончарова, и как-то он нас, первокурсников, позвал на свой спектакль «Дети Ванюшина». Мы пришли, и этот его спектакль оказался одним из самых моих сильных театральных впечатлений. Я помню каждую мизансцену, и каким трогательным там был Евгений Павлович…
Он и Саша Лазарев репетировали мюзикл «Человек из Ламанчи», и на их репетиции собирался весь театр — такого нет уже, видимо, не на что смотреть. И вот иду по коридору, а навстречу мне Евгений Павлович, он только вышел со сцены. Увидел меня (хотя мы с ним не были знакомы и не общались), говорит: «Ну-ка, голубь, пойди сюда». Зашли в комнату отдыха, и он на полном серьезе меня спрашивает: «Ну что, плохо?» Я совершенно оцепенел: «Что плохо? Что?..» «Да плохо, плохо», — махнул рукой и ушел. И вот для меня тогда открылось: как такой великий артист может сомневаться в себе? Ну абсолютный ребенок. И вот такую детскость потом я наблюдал у больших артистов — Алексея Баталова, Иннокентия Смоктуновского, у того же Миши Козакова, Армена Джигарханяна и Олега Борисова. В какой-то момент они были абсолютные дети.
Потом вместе с Евгением Павловичем мы много снимались, да и жили рядом на Фрунзенской, на Комсомольском проспекте, ходили в один и тот же магазин «Океан», которого теперь уже нет. У нас там с ним был знакомый директор, который в подвале взвешивал нам дефицитную рыбу, и потом мы с ним пили водку, а рыбой закусывали.
4. В «Человеке из Ламанчи» мы бегали в массовке, и там я увидел Сашу Лазарева. Он был мой кумир, он так мне нравился, и я так хотел быть на него похожим, что однажды подошел к Сашке Фатюшину и сказал: «Саш, я в сцене тихонечко встану рядом с Лазаревым, а ты посмотри, кто из нас выше». Подошел, постоял и ушел. «Саш, ну как?» — спрашиваю потом. «Ну что тебе, Костыль, сказать? Ты длиннее, а он — выше».
А по-серьезному мы встретились с ним в спектакле Татьяны Ахрамковой «Кин IV», где я должен был играть короля Англии, а Саша — великого актера Кина. А Гончаров был недоволен, что я снимался в это время в каком-то сериале и что из-за меня приходится переносить репетиции. Но тогда Лазарев сказал: «Я без Игоря играть не буду» — и ждал меня восемь месяцев. Я это буду помнить всю жизнь.
5. Мария Бабанова. Вот я сижу в ее гримерке. Это ее зеркало, оно так здесь и осталось. Я видел ее в «Старомодной комедии», с дядей Володей Самойловым она играла. Но с ней мы никак не общались: она и то поколение были для нас небожителями. Все в театре ходили на цыпочках, за сценой была полнейшая тишина… В старости ей было уже тяжеловато играть, но голос, ее хрустальный голос оставался таким же.
6. Спектакль «Смотрите, кто пришел!», и он — веха в моей жизни. Мне здесь лет 27, и это моя первая большая роль. Благодаря ей я заявил о себе как артист, потому что до этого 10 лет бегал в массовке и снимался в кино. И когда меня узнавала вся Москва (уже были «Тегеран-43», «Звезда пленительного счастья»), я все еще продолжал бегать в массовке.
Что интересно, мой великий педагог Андрей Александрович Гончаров отговаривал режиссера Бориса Морозова брать меня на эту роль. Правда, потом извинился, сказал: «Не думал, что вы справитесь, не хотел вас травмировать». Роль действительно давалась чрезвычайно трудно, и никто не верил, что я это сыграю, смогу. В глазах большинства своих коллег я был смазливый красавец, а мой богатый внутренний мир никто не учитывал. Помню, что мне очень хотелось на этом спектакле бить чечетку. На кой черт — не понимаю до сих пор, но хотелось. И Морозов тогда сказал: «Хочешь чечетку? Давай!» И мы с хореографом Геной Абрамовым три месяца долбили эту чечетку. И вот наступили прогоны, а чечетка у меня не получалась. Тогда Морозов говорит мне: «Как скажу тебе «бей» — начинай». И я сбацал. Пауза. «Сбацал?» — спрашивает Боря. «Сбацал». — «Так вот: никогда больше этого не делай». Как режиссер он поступил абсолютно верно.
А Женя Симонова… Чудесная партнерша. Мы много с ней чего сыграли. На ее юбилее я сказал: «В моей театральной судьбе ты сыграла очень неблаговидную роль. В самом первом нашем спектакле — «Чайке», где ты Нина Заречная, я из-за тебя застрелился. В «Смотрите, кто пришел!» из-за тебя мне сломали руку. В «Женитьбе» из-за тебя я сиганул в окно. Ну а в «Норе» ты меня оставила без копейки денег и вообще ушла». Она дивная и большая, замечательная актриса.
7. Андрей Гончаров. Великий режиссер и педагог. Я ему благодарен за две вещи: что взял меня в театр и что не выгнал. Но что заметил: чем старше становлюсь, тем больше вспоминаю его и думаю: «А что бы он сказал, как бы сделал эту роль?..» У нас были разные периоды, но я благодарен за ту школу жизни, которую у него прошел.
8. Наташа Гундарева, Олечка Прокофьева в спектакле «Жертва века». Но я отлично помню Олечку в спектакле Сережи Яшина «Завтра была война», там она потрясающе играла учительницу. А с Наташей мы вместе пришли в театр, и она сразу заявила о себе. Как-то мы с ней и с Женей Симоновой поехали в Израиль на спектакль «Поза эмигранта», его мы играли вместе с артистами местного театра «НОга». И вот первый спектакль, а Наташе плохо, и настолько, что она не может подняться. Приехали врачи, что-то сделали… Но в последний момент она вдруг встает и говорит: «Нет, я буду играть».
А у нее — эпизод, но когда она вышла, мы все бросили играть, потому что это был каскад импровизации, знание текста — я такого не видел прежде ни у кого. Короче, сыграла, ее увезли в гостиницу, и я всю ночь потом ходил проверял, все ли с ней в порядке (наши номера были напротив друг друга). Но Наташа только одно просила: «Ничего не говори Мише» (Михаил Филиппов, муж Гундаревой, актер театра. — М.Р.).
9. Как играл Армен, для меня всегда было загадкой. Когда я студентом первый раз посмотрел «Трамвай «Желание» с ним и со Светой Немоляевой, то пошел за кулисы и, подбежав к нему, выпалил: «Как вы играете!!!» — и убежал. Потом, спустя годы, мы с ним приехали в Париж сниматься в «Тегеране-43». Оба первый раз в Париже, а там очень сильная армянская диаспора. И у него был друг, его звали Грегор, и этот местный Грегор показывал нам вечерний Париж, знакомил с людьми, мы были у него дома. И когда подходили к концу съемки, пошли с ним в ресторан на Монмартре. Никогда не забуду лицо Армена — лицо восхищенного ребенка, для которого звезду открыли или нечто подобное. Оба молчали и только друг на друга смотрели совершенно обалдевшие.
10. Миша, Михаил Иванович Филиппов. Спектакль «Кант». Мы с ним действительно очень много играли и даже устроили фестиваль из трех наших спектаклей. Мы как старая семья, в которой было все. Как-то со спектаклем «Арт» переезжали из Питера в Таллин. Ночной поезд, купе. Что-то друг другу сказали и начали смеяться — сорок минут не могли остановиться. Это был счастливый смех каких-то молодых, полных сил людей, у которых вся жизнь впереди. И то же самое было, когда мы с «Кантом» приехали в Тыву: на местном озере на нас напал смех. Правда, потом это объяснилось тем, что вокруг озера росла конопля. Да, были роли, да, были партнерами, но почему-то вспоминается это.
11. Со Светой Немоляевой мы как родные: в «Родственниках» она была моей возлюбленной, в спектакле «Долгожданная» — мамой, в «Беге» — опять возлюбленной. Я в ней еще ценю иронию и самоиронию, что для артистов редкость. Сейчас играем с ней в «Плодах просвещения», в «Канте». Я помню гастроли в Новосибирске, для меня первые, и Света с Сашей пригласили меня к себе в гости. И Саша тогда сказал: «Слушай, называй меня Сашей, я тебя очень прошу».
12. Это спектакль Сережи Арцыбашева «Женитьба». Когда его играли на Покровке, он был нежный, пронзительный и о том, как все у нас в России устроено: все хотят быть счастливыми, и ни хрена не получается. И вроде готовы к счастью, но в последний момент что-то рушится, и кто-то прыгает в окно. Я благодарен Сереже, и то, что произошло в нашем театре с ним, я считаю его личной трагедией. Ведь для него был открыт театр: его все приняли, он сделал три очень хороших спектакля — «Женитьба», «Братья Карамазовы» и «Мертвые души». И мне горько, что так сложились обстоятельства, которые вынудили его уйти.
13. Эти ребята — последний выпуск Миндаугаса Карбаускиса. Отличная молодежь. Мне они очень нравятся: интеллигентные, хорошо обученные, многие уже играют в спектаклях. Совершенно грандиозный артист Стас Кардашев: в «Старшем сыне» он замечательно играет моего сына Васеньку, и я вижу, как он растет от спектакля к спектаклю, но все время недоволен собой. И другие ребята хорошие.
