Пренебрежение языковыми нормами означает пропасть в знаниях и ценностях Поделиться
Когда я защищала диссертацию, посвященную так называемой «борьбе за чистоту языка», один из моих коллег сказал в процессе дискуссии: «Что ж, вам удалось убедительно доказать одну вещь. Сколько бы мы ни боролись, они как звОнили — так и будут звОнить». Не стану утверждать, будто доказательство этого тезиса входило в мою задачу. Но замечено было точно. Мы привыкли с гордостью заявлять, что наш народ непобедим (и это правда!). Так вот, в вопросе постановки ударений он непобедим безусловно. Каких бы титанических усилий ни прикладывали школьные учителя, их подросшие ученики продолжают отвечать по телефону «она зАнята!» и покупать на рынке «свеклУ», хотя, казалось бы, в постановке ударения на нужный слог нет ничего особенно трудного…
Впрочем, это касается отнюдь не только ударений. С упорством, достойным лучшего применения, соотечественники «одевают» пальто вместо того, чтобы в соответствии с правилами его «надевать», отмечают «свое деньрождение» и недосчитываются «пятиста рублей», пренебрегая тем, что «день» — существительное мужского рода, а числительное «пятьсот» имеет в родительном падеже единственную форму — «пятисот». И опять же совершенно непонятно, в чем волшебная привлекательность этих порожденных народной фантазией «пятиста». Или догадаться о природе массовой нелюбви к норме все-таки можно?
Начну издалека. Много лет назад моя мама перешла на новую работу, сменив обычную советскую контору на учебный институт. Теперь ей не надо было каждый день ехать в офис к одному и тому же времени, зато требовалась усиленная многочасовая подготовка к лекциям по истории древнего мира. Но стоило маме расчистить место в нашей маленькой квартире, разложить перед собой многочисленные книги и погрузиться, например, в историю Месопотамии, как раздавался звонок (телефоны тогда были только городские), и бодрый голос одной из подруг спрашивал с фальшивым изумлением: «Ой, ты дома? Ты что сегодня — выходная?» Не знаю, что тогда больше выводило из себя: сама постановка вопроса (если дома — значит, отдыхаешь) или его неканоническая форма. «Нет, — терпеливо отвечала мама. — У меня не выходной. Я работаю дома». За этим следовало скептическое: «Ну-ну». А через несколько дней ситуация в точности повторялась.
Сейчас, будучи преподавателем стилистики русского языка, я с интересом вспоминаю эту «встречу миров». Сознание маминой подруги — человека из конторы, где сидят, порой без всякого смысла, пять дней в неделю с девяти до шести, — отказывалось принимать саму идею работы дома, а заодно отвергало и нормативную конструкцию «у кого-либо сегодня выходной», заменяя ее родным мещанским «кто-либо сегодня выходной». Оборот «ты выходная» был для этой неплохой, в общем, но не очень образованной женщины своего рода знаменем, символом ее принципов и вкусов. Отказаться от него в пользу интеллигентского «у тебя выходной» означало бы уступить, отречься от незыблемой и потому особенно дорогой своему носителю картины мира.
Надо признать честно, что мы, представители «воюющих армий», не так уж отличаемся друг от друга. Каждая действует по принципу «ни пяди родной земли врагу». Поэтому мои разговоры с продавцами превращаются порой в настоящие комические диалоги, достойные показа с эстрады: «Взвесьте, пожалуйста, полкило молоШных сосисок». — «Каких?» — «Ах да, молоЧных» (то есть так будет в переводе с моего снобистски-филологического на общечеловеческий). Не для того же я, не щадя времени и сил, выучилась произносить «знАмение» и «мастерскИ», чтобы уподобляться толпе, не знающей иных вариантов, кроме «знамЕния» и «мАстерски»!
Но если признать норму литературного языка не чем иным как социальным маркером, то почему бы нам всем не оставить друг друга в покое? Не признать неприкосновенность давно сложившегося статус-кво, при котором одни звонЯт, а другие звОнят — и никто никому при этом не мешает? И не назвать это, например, «великой стилистической толерантностью»?
Не стану пытаться отвечать от лица второй стороны конфликта — ее соображения мне малодоступны. Попробую объяснить природу собственного раздражения и неослабевающего с годами несогласия. Для меня пренебрежение нормой символизирует пропасть. Пропасть в знаниях. Пропасть в ценностях. Пропасть, через которую очень трудно построить мост.
Получилось так, что в одном из наших кафедральных учебных пособий использована в качестве примера фраза «274 суток провели папанинцы на дрейфующей льдине». Смысл задания в том, чтобы студент заметил, что сложное числительное не сочетается с существительным «сутки», и отредактировал предложение, заменив, например, «сутки» «днями». Но до этого на занятиях доходит далеко не сразу. Сначала кто-то из группы читает вслух: «274 суток провели папанИнцы…» — «ПапАнинцы», — устало поправляет преподаватель, после чего порой не удерживается от вопроса: «Кто знает, кто такие папанинцы?» И наступает мертвая тишина. О дрейфующей станции «Северный полюс», ее руководителе Иване Дмитриевиче Папанине, о сложной операции, потребовавшейся, чтобы зимой 1938 года снять зимовщиков с льдины, никто из присутствующих вообще никогда не слышал. Вот и рождаются на пустом пространстве необремененного сознания неведомые «папанИнцы».
А еще я очень люблю «домЕнные печи». Это тоже такой молодежный вариант произношения. И если в «дОменных печах» плавят чугун, то в «домЕнных», наверное, должны выплавляться адреса интернет-серверов.
Впрочем, когда я начинаю думать, что меня в плане произношения ничем уже не удивишь, вскоре выясняется, что предел еще не достигнут. Совсем недавно молоденькая телеведущая (уже успевшая порадовать меня оборотом «произведение писателя Шекспира») бодро сообщила: «Сегодня произошла авария на трассе Москва — ТулА». И дело не в том даже, что крупный город, областной центр Тула от московской телестудии не так уж и далеко. Произношение на французский манер «ТулА» недвусмысленно указывает на отсутствие в сознании милой девушки-телеведущей целого культурного пласта, где должны были бы находиться и тульский пряник, и приезд в Тулу со своим самоваром, и оружейные предприятия, и, рискну сказать, Ясная Поляна…
Получается, что так называемая борьба за норму (выражение «борьба за чистоту языка» мне не нравится вовсе, потому что неизвестны критерии этой загадочной «чистоты») на самом деле есть борьба за общее знание. Правда, все далеко не всегда бывает так просто, как с именами собственными (побывал в Туле — выучил, как город называется). Жизненный опыт сам по себе никак не помогает различать паронимы (такие как «одевать»/«надевать») или склонять числительные. Но если помнить, что общее знание складывается не только из работы, поездок и разговоров в очередях, но и из чтения, а также просмотра и прослушивания самого разного контента, то становится очевидно: шанс сохранить норму все-таки есть. Надо только проявлять разборчивость при выборе книги, фильма, радио- или телепрограммы, блога и всего прочего, что исподволь влияет на твою речевую культуру.
Понятно, что биться стоит не за всякую норму и не до бесконечности. Язык меняется, и то, что вчера казалось возмутительно вульгарным, становится общепринятым, а иногда и единственно возможным. Например, в советской прессе с 1930-х годов то и дело поднимался вопрос о глаголе «довлеть», исходное значение которого — «быть достаточным», а вовсе не «давить», как стало казаться многим, видимо, по причине созвучия двух слов. «Не пора ли объявить войну коверканью русского языка?» — писал возмущенный конструкциями вроде «над ним довлеет…» преподаватель Н.Прянишников в «Литературной газете» 1938 года. Но прошли десятилетия, и современные словари характеризуют значение «быть достаточным, удовлетворять» как устаревшее, а рядом указывают разговорный, то есть не безупречный, но допустимый вариант толкования слова — «господствовать, тяготеть над кем-, чем-либо».
Почему за глагол «довлеть» не очень обидно? Как, кстати, и за «знамение» с ударением на «е»? Это слова не самые распространенные, своего рода розочки на языковом торте. Что бы с ними ни происходило — касается это немногих, для большинства проходит незамеченным. А вот «звонить» или «надевать» — это то, без чего в речи никак не обойдешься. Вот и сражаемся мы за них, как за кусок хлеба, не желаем отдавать во владение «чужакам».
Но если языковая норма — это такое яблоко раздора, есть ли у нас основания ее любить? Думаю, да. Она не только порождает рознь — она же и объединяет. Не всех, конечно. В основном тех, кто читал произведения «писателя Шекспира» и других не всем сегодня известных литераторов, смотрел фильмы Тарковского, бывал в художественных галереях и консерватории и знает, что «библиотека» — это не только в Интернете. Мы опознаем своих по старомодному «надеванию» пальто и неискоренимому стремлению просклонять каждое слово в шестизначном количественном числительном. И нам необходимо держаться вместе — в соответствии с трогательной мыслью Л.Н.Толстого: «Ежели люди порочные связаны между собой и составляют силу, то людям честным надо сделать только то же самое. Ведь так просто». По-моему, если вместо «порочные» и «честные» подставить «безграмотные» и «образованные», получится очень достойная жизненная программа.
