Коллекционер жизни Поделиться
1 апреля… Воспоминания невольно обращаются к веселым прежним дням.
Семь греческих городов спорили и спорят за право считаться родиной Гомера. Но ни один город земного шара не взял смелость, подтрунивая над собой, самопровозгласиться всемирной столицей смеха. Лишь скромный, далеко не мегаполисного размаха болгарский областной центр присвоил себе это гордое и почетное звание. И обрел широчайшую известность! Габрово… Мне не раз доводилось бывать на знаменитых фестивалях, куда съезжались гости со всех концов света.
А впервые доставил меня в те волшебные пенаты Ангел. Однако обо всем по порядку.
Наивно мнилось: поскольку тяга к лучшему неостановима, школьные атласы вот-вот включат в свои географические своды наряду с традиционными обозначениями возвышенностей и низменностей, скоплений полезных ископаемых и промышленных предприятий — эпицентр наиболее часто вспыхивающих приступов эйфории и эпидемий надорванных от хохота животиков, ибо хранилища габровского Дома сатиры накопили необозримую несметность поводов для улыбок — книг, скульптур, карикатур и прочих порой весьма неожиданных экспонатов. Об этом Доме можно без преувеличения сказать: не дом, но мир. Средоточие неунывающего оптимизма, без которого невозможно человеческое существование. Только вообразите, каким мрачным и хмурым оно стало бы, не согревай его шутки. Недаром девиз Габровских фестивалей: «Мир уцелел, потому что смеяться умел».
Эмблема Габрова — симпатичный Кот с укороченным хвостом. Почему бесхвостый мурлыка стал символом? Ответ лежит в историческо-иронической плоскости. Габрово находится в расщелине между гор. Почва окрест не плодородна, жители экономили буквально на всем. Но приучили себя посмеиваться над тяготами. А прежде всего — над собой. Избрали мишенью собственную бережливость. Дескать: укорачиваем котам хвосты, дабы зимой, выходя из дома, не выпускали за дверь слишком много тепла.
На самом деле габровцы щедры — и не только на розыгрыши, каламбуры, анекдоты. Документальные хроники свидетельствуют: жил в Габрове дядюшка Тышо. Был он удачлив и богат, являлся горячим патриотом своего города. На строительство общественной читальни пожертвовал 72 тысячи левов. Сумма немалая! Однако когда Тышо пришел к нотариусу официально оформить дарственную, нотариус попросил заплатить пошлину за эту процедуру — пустяк, 60 стотинок (дело было в те годы, когда о евро еще никто не помышлял), и дядя Тышо взбунтовался. «Я на ветер денег не бросаю». Про того же дядю Тышо рассказывают: он ссудил нуждавшегося деньгами. Получив сумму, которую просил, бравший в долг сказал: «На всякий случай пересчитаю, вдруг вы ошиблись». Дядя Тышо забрал у него банкноты со словами: «Не даю денег людям, которые, сидя у костра, тратят спичку».
От легенд и побасенок, припудренных пылью веков, шагнем к истинной правде недавних дней — про то, как возникла грандиозная идея придания городу статуса центра формирования хорошего настроения. Версия заслуживает доверия — потому хотя бы, что выдержана в традициях габровского насмешливого отношения к самым несмехотворным сторонам действительности. Согласно этой пасторали, у истоков стоял талантливый журналист Костадин Цонев. Я дружил с ним, бывал у него в гостях, а он часто наведывался в Москву. Последняя наша встреча состоялась (подумать только!) в Колонном зале Дома союзов, на выступлении болгарских сатириков, мне выпала честь быть ведущим незабываемого концерта.
Коста в бытность корреспондентом габровской газеты «Балканское знамя» предпринял фольклорную экспедицию: навестил с блокнотом старожилов, помнивших местные прибаутки. После чего предложил провести городскую декаду смеха. Тогда были в моде всевозможные декады: кино, театра, дружбы, озеленения… Но декада юмора?! В областном партийном комитете, выслушав энтузиаста, не рассмеялись.
— Что скажет начальство? — молвил партийный секретарь и ткнул указательным пальцем вверх. — Для того занимаете высокие посты, чтобы шутки шутить?
Коста не отступил:
— Свалите на меня: безответственный журналист устроил вакханалию по собственной инициативе, а мы и не знали. Накажете. Выгоните меня с должности. Я человек молодой, семьей не обременен, значит, как сказал Маркс, мне нечего терять, кроме своих цепей. Только ведь должно же начальство понять: смех помогает людям, развеивает хандру, а значит, способствует повышению производительности труда.
Эту уловку партийный секретарь тоже отверг:
— Разве я, первое лицо, могу не знать чего-то происходящего под моим крылом? — возразил он. — Найди вескую идеологическую причину.
И Коста придумал причину, вспомнив марксовы цепи, упомянутые в разговоре с партийным бонзой. И принес в обком напечатанную на листочке цитату. Главное было не в цитате, а в подписи — В.И.Ленин.
— Это уже серьезно, — похвалили журналиста партийные деятели. — Это достаточное основание для принятия положительного решения.
Но один из чиновников, самый подозрительный, спросил:
— А в каком это томе собрания сочинений?
— Это в брошюре, — бойко ответил Коста.
— Как называется брошюра? — последовал вопрос.
— «Выступление перед партактивом Оренбургской области».
— Где эта брошюра?
— У меня дома.
— Найди и предъяви.
Пока Коста разыскивал несуществующую брошюру несуществующего выступления вождя мирового пролетариата, партийные работники, которым не терпелось забыть о скучной рутинной поденщине, поручили художнику нанести придуманное авантюристом изречение на транспаранты, вскоре кумачовые полотнища затрепетали начертанными аршинными буквами лозунгами.
Впоследствии продиктованный благими намерениями обман Косты раскрылся. Хитрована укоряли, но не сурово, ибо Коста отвечал:
— Если бы Ленин был жив, он бы обязательно так сказал.
Главный успех заключался в том, что дело двинулось, инициативу одобрили, декада состоялась (это произошло в 1964 году), праздник решили устроить с помпой. Но где взять деньги? Новой идеей Косты, выдержанной все в том же завирально-бесшабашно-размашистом ключе, было предложение обратиться… в Министерство финансов! Коста подготовил изгаляющееся послание: если министр родом не из Габрова, то по роду своей деятельности и по духу должен быть габровцем и беречь левы и стотинки. Ведь что значит учредить столицу смеха? Это туризм, гости, то есть приток средств. Министр оказался не занудой. (А возможно, не захотел таким показаться.) Поучительная история. Там, где не добиться успеха, храня серьезную мину, достаточно пошутить — и пойдет на лад.
Впервые очутившись в Болгарии, я не сразу обрел навык ее врожденной, наперекор тяготам, ориентированности на улыбчивость. Я дивился, когда Христо Пелитев, главный редактор журнала «Стыршел» (аналог нашего «Крокодила»), отдав мне свою машину, возглашал:
— Посылаю тебе Ангела!
Звучало восхитительно! Мистически многомерно! И очень реалистично. Имя водителя было Ангел. И он прилетал, являлся, возникал под шорох колес. Ангел в шоферской тужурке. Автомобиль под водительством Ангела вез нашу шумную компанию в Габрово. По дороге останавливались возле каждой таверны. Прибыв в Дом сатиры (родной дом!), навестили библиотеку, обозрели зал свежих карикатур, спустились в полубар.
— Почему полубар? — интересовался я.
— Сейчас увидишь.
И я увидел. Кофе подавали в двух получашечках, вкупе составлявших чашку, обе умещались на одном блюдечке. Рисунок на получашечках был: на одной — кот, на другой — его хвост. О хвостах и пошла речь. Я посетовал: 16-я страница «ЛГ», которой я тогда руководил (бешено популярная!), расположена в хвосте газеты — на последней, заключительной, так сказать, площадочке издания. (Большинство отделов сатиры намеренно помещались на задворки печатных органов.) Болгарские братушки (непревзойденные острословы Иордан Попов, Александр Миланов, Георги Друмев, Кристо Кристев) утешили: разве следует из того, что завершающий штрих коровы — хвост — находится на последнем месте, то, что он не значим для животного? Вот уж нет. Им она отгоняет мух и слепней, а это и есть назначение сатиры.
Зубоскалили в Габрове рискованно:
— Единственная премия, которой не удостоен, но которую заслужил за свои мемуарные произведения Л.И.Брежнев, — наша, габровская.
Смех — залог обновления бытия.
Позже, когда в СССР грянула перестройка, а в Болгарии из последних сил удерживал власть Тодор Живков, меня позвал отобедать в ресторане софийского парк-отеля «Москва» классик балканской литературы Радой Раллин (автор саркастических пародийных афоризмов: «Человек человеку — друг товарищ и брат, понял, скотина?!»). За столом мы чинно и аполитично беседовали о коллегах по перу, затем Радой делал мне знак, мы выходили в оранжерею, где он жадно расспрашивал о происходившем в России. Почему-то он полагал (возможно, в силу преклонного возраста?): в оранжерее прослушивающих устройств нет. Я, опасаясь за него, отвечал эвфемизмами. Лимузин с вооруженными фотоаппаратами соглядатаями открыто ездил за мной по улицам Софии. Увы, сопровождал меня уже не Ангел, я числился горбачевским эмиссаром, экспортером «гласности»…
Если бы школьные программы включали урок понимания юмора, возможно, человечество избежало бы множества ошибок. Лучший способ расположить к себе другого — улыбка, а самый короткий путь к взаимопониманию — юмор. С самого раннего возраста пристало знать: обижаться на шутки — смешно, а посмеяться над собой — доблесть.
