Не маньяк, а дядя Миша
20 лет назад из экспозиции Эрмитажа пропала картина «Бассейн в гареме» французского художника Жана-Леона Жерома. Работа, примерную стоимость которой Пиотровский определил в 1 миллион долларов, безжалостно вырезали из рамы и вынесли, легко миновав все рубежи охраны. Мистика. В 2006-м картина при не менее странных обстоятельствах нашлась, а вот преступники — нет. «МК» удалось выяснить, что ограбление могли провернуть профессиональные воры-рецидивисты, один из которых некогда работал в Эрмитаже.
До сих пор считалось, что полотно украл «маньяк», пораженный эротическим сюжетом, и то, что у него все получилось, — нелепая и загадочная случайность. Однако это не так.
В Эрмитаже работал вор и контрабандист Моисей Поташинский по прозвищу Дядя Миша. Он же Переплетчик. 71-летний преступник со стажем хотел уйти на покой красиво: последнее дело и правда удалось.
В этой реальной истории есть все от круто закрученного детектива. Криминал, обнаженка, политика. Не случайно Наталья Александрова (псевдоним писателей — супругов Танковых) в 2001 году написала роман «Бассейн в гареме», в основу которого легла кража одноименной картины из Эрмитажа. Однако в книге правдива только фабула: действительно, из главного музея страны средь бела дня преступник вырезал из рамы полотно и был таков, а потом картина вернулась в музей. Художественная версия событий захватывает сразу, однако действительная история резонансного ограбления намного интересней…
Эротика для императора
С момента своего создания и до сих пор эта картина вызывает бурные споры. «Бассейн в гареме» Жан-Леон Жером написал под впечатлением от путешествия по Ближнему Востоку в 1875 году. Прорисованные с фотографической точностью обнаженные наложницы парятся в бане, а чернокожая служанка, закутанная с ног до головы, предлагает им кальян.
Художник «зашел» на запретную территорию: откровенность и эротизм восточного сюжета вызвали нарекания как со стороны мусульман, так и христиан. Картина выставлялась на Парижском салоне, а после была использована в рекламе виски, что подогрело ажиотаж вокруг полотна. Но это не смутило императора Александра III, который приобрел у автора работу для своей личной коллекции. Она хранилась в Аничковом дворце вплоть до революции, а после национализации была передана в Эрмитаж.
К 2001 году искусствоведческие страсти вокруг «Бассейна в гареме» давно улеглись. Небольшой зал №330, где выставлялась картина, не привлекал к себе столько внимания посетителей, как соседние экспозиции с работами Гогена, Сезанна и Моне. По этой или какой-то иной причине (возможно, из-за нехватки смотрителей) он был временно закрыт для обычных посетителей — туда заходили только сотрудники музея, специалисты и студенты художественных вузов, которые время от времени слушали там лекции или делали ученические копии. Постоянного смотрителя в зале не было, а работница из соседнего зала заглядывала пару раз за день.
Хроника преступления. 2001 год. 22 марта. Четверг. 10 утра. Картина на месте. А в 15.15 ее уже и след простыл. Пропажу обнаружила как раз смотрительница из соседнего зала: от «Бассейна в гареме» осталась лишь рама. Через пару минут вся охрана музея уже стояла на ушах. На место происшествия прибыла пара сотен сотрудников милиции с собаками и сыщики «антикварного» отдела. Эрмитаж оцепили. Около 17 часов начали выпускать первых посетителей: сначала детей, потом взрослых. И каждого обыскали с ног до головы. Такого в Эрмитаже никогда прежде не случалось.
Анализ камер видеонаблюдения ничего не дал. Сигнализация почему-то не сработала. Директор Эрмитажа Пиотровский предположил, что преступление мог совершить «маньяк, так как на картине есть обнаженные женщины», и что работа «не нужна коллекционерам, потому что она не из великих шедевров». Тем не менее, он озвучил примерную стоимость «Бассейна в гареме»: ни много ни мало 1 миллион долларов. И заметил, что картину вряд ли удастся продать, даже подпольно, и оказался прав. По крайне мере, по последнему пункту.
И вдруг спустя пять лет работа нашлась — при не менее интригующих обстоятельствах. 20 декабря 2006 года в Росохранкультуру (Федеральная служба по надзору за соблюдением законодательства в области охраны культурного наследия функционировала тогда как самостоятельное подразделение и занималась в том числе возвращением похищенных ценностей. — М.М.) позвонили от Геннадия Зюганова. И сообщили, что картина у них — в Госдуме! Вскоре коммунисты привезли полотно в кабинет Виктора Петракова, который на тот момент являлся замглавой службы. Эксперты исследовали работу и быстро подтвердили ее подлинность. Петраков связался с Михаилом Пиотровским, который на тот момент, по счастью, находился в Москве, и тот тут же прибыл в Росохранкультуру.
Что тогда началось! О сенсационной находке не трубил только ленивый. Официальная версия неожиданного возвращения картины звучала так. Неизвестный позвонил в приемную лидера КПРФ и сообщил, что «располагает оригиналом картины, похожей на ту, которая была похищена из Эрмитажа». На встречу со звонившим отправился советник Зюганова Александр Куликов. По его словам, он встретился с неизвестным у пешеходного перехода на Театральной площади близ Большого театра. Мужчина среднего роста и среднего возраста передал депутату бумажный пакет и скрылся. Запомним эти детали, мы еще вернемся к ним.
Директор Эрмитажа получил назад экспонат в удручающем виде. Холст размером 73,5×62 см был сложен вчетверо, отчего красочный слой на местах сгибов осыпался. Потребовалось несколько лет, чтобы отреставрировать работу.
В 2011 году восстановленную живопись представили публике на специальной выставке. Помимо «Бассейна в гареме», на ней показали и другие произведения живописца. Вновь развернулась искусствоведческая дискуссия вокруг работы. В советские времена Жерома считали «слащавым салонным художником академического направления» и вспоминали о нем только по необходимости. Громкая выставка стала поводом переосмыслить отношение к искусству «красивого о красивом»: во многом благодаря этой истории о так называемой салонной живописи начали говорить в другом, более уважительном тоне. Так что нет худа без добра.
Однако нас больше интересует само преступление. Действительно ли картину украл маньяк? Спустя 10 лет после кражи Пиотровский стоял на той же версии: Жерома похитил нездоровый человек, возможно, в состоянии аффекта. То есть ограбление не было спланировано, а преступник поддался эмоциям и по каким-то своим причинам (может, он женоненавистник или, наоборот, любитель эротики) вырезал полотно из рамы. Многие журналисты и эксперты верили в эту версию. И вот почему.
Зачем красть картину, если ее нельзя продать, ведь это музейный экспонат? Слишком опасно, и не похвастаешься. Почему именно Жером, когда рядом были картины более раскрученных мастеров? Наверняка дело в сюжете. И, наконец, кто бы стал складывать картину вчетверо, понимая, что это повредит краски и сильно понизит стоимость? Быть может, преступник и не собирался ее продавать?
Похоже, мы нашли ответы на все эти вопросы. На самом деле преступление было спланировано как по нотам профи. А триумфальное возвращение картины через КПРФ — тоже, вполне возможно, никакая не случайность, а срежиссированная пиар-акция.
Ушел через Атлантов
Владислав Кириллов в 2001 году работал в отделе по борьбе с кражами Санкт-Петербургского ГУВД, а спустя три года возглавил 9-й «антикварный» отдел и занимал эту должность десять лет — до 2014 года (вплоть до момента ликвидации подразделения). После руководил данным направлением в Главном управлении угрозыска МВД России. То есть был главным сыщиком по антикварным делам в стране. Так вышло, что судьба сама вывела его на «дело Жерома». Дважды. Однако о деталях ограбления Эрмитажа прежде никогда не рассказывал. Просто не мог выносить на публику — служба. Теперь полковник полиции в отставке, а фигуранты дела, скорее всего, мертвы. Можно и открыть карты.
— Тогда я работал в отделе по борьбе с кражами и занимался поимкой довольно серьезных домушников, — вспоминает Владислав Петрович. — Одно из преступлений было совершено в коммуналке на улице Восстания, где в одной из комнат жила старушка.
В дверь позвонила девушка, представилась соцработником, бабушка открыла, за ней вломились злоумышленники. Хозяйка пострадала, антиквариат из ее комнаты вынесли. Тогда в поле зрения попал вор по кличке Аладдин. Его так прозвали, потому что он никогда не оставлял отпечатков пальцев, хотя работал без перчаток. Да еще и фамилия созвучна с именем героя восточной сказки: Александр Саладинов.
Он чувствовал себя неуязвимым: уверовал в свое мистическое воровское предназначение. Сначала на него были только свидетельские показания, и он вел себя довольно дерзко. А потом обнаружили его «пальцы» в квартире на Восстания.
Дело было заведено по статье 162 УК РФ — «Разбой». Когда Аладдин понял, что не получится «соскочить», он испугался и стал предлагать информацию, чтобы получить поблажку. Долго торговался, но в итоге рассказал все без всяких гарантий: боялся, что умрет в тюрьме, ведь у него был туберкулез. Я сначала даже не понял, о каких «купальщицах» идет речь. А потом вспомнил про Жерома, спрашиваю: он? Тот отвечает: да. Он четко все изложил: кто мог совершить преступление и как, и кто мог быть вероятным заказчиком.
Оказалось, что именно неуловимый Аладдин должен был украсть «Бассейн в гареме». Более того — профессиональный вор отрепетировал преступление. То есть он пришел в Эрмитаж как посетитель, побывал в 330-м зале, а потом вышел через служебный вход. Для него были заготовлены тубус под картину и синяя униформа рабочего, в которую он переоделся, когда покидал здание. Аладдин прошел через внутренний двор, вышел на Дворцовую через калитку служебного двора, что находится рядом с Атлантами. Ему показали, как обойти систему безопасности и весь маршрут. Однако вор отказался: не устроил гонорар за его услуги. Предложил найти себе замену, но обошлись без его рекомендаций. Вскоре Аладдин узнал из газет о краже и понял, что дело сделано.
Кто же организовал похищение картины Жерома, да еще так ловко?
— Организатором разбоя на улице Восстания и кражи картины из Эрмитажа оказалось одно и то же лицо, — говорит Кириллов, — тихий пенсионер с улицы Некрасова и по совместительству, как казалось на первый взгляд, «обычный скупщик краденого» Дядя Миша. Со слов молодой любовницы одного из участников преступной группы, бывшей по совместительству и любовницей Дяди Миши, именно он и дал заказ Аладдину на адрес по улице Восстания по наводке своего старинного приятеля и соседа потерпевшей по общей коммунальной квартире.
Получив сведения от Аладдина, что это же лицо является заказчиком кражи картины из Эрмитажа, решили более внимательно приглядеться к пенсионеру с Некрасова. На поверку он оказался человеком не только с богатым и неординарным преступным прошлым, но и не менее интересным криминальным настоящим и преинтереснейшей личностью. Его имя — Моисей Залманович Поташинский. Он когда-то работал в Эрмитаже и знал все ходы-выходы и прорехи безопасности…
Моисей Залманович — действительно личность абсолютно легендарная в антикварных кругах. Его биография относительно хорошо известна.
После войны он совсем юным приехал из Сибири в Ленинград, где женился на дочери часовщика. В 1957 году тестя осудили за махинации с двойной бухгалтерией, Поташинский проходил по делу как соучастник и был осужден на 4 года лишения свободы. В тюрьме он освоил профессию переплетчика, а после отсидки устроился в переплетную мастерскую. Отсюда начался его путь в антикварный преступный мир. Вскоре он стал своим в арт-кругах: начал с черного рынка книг, а потом перешел на графику и живопись.
В 1970-х годах его дело о контрабанде художественных ценностей в Израиль имело большой резонанс. Следователи тогда были восхищены его находчивостью: живописные и графические произведения он «вшивал» в переплеты книг и альбомов с репродукциями. За такой метод и профессиональные навыки Поташинского прозвали Переплетчиком. Потом он усовершенствовал систему: начал вывозить картины в декоративных деревянных панно с видами Ленинграда.
Поташинский сидел много раз. Выйдя на свободу, Переплетчик принимался за новое дело. Самым громким стала кража рисунков Павла Филонова и Константина Маковского из Русского музея в середине 1980-х, за которую позднее Поташинский сел. Моисей Залманович получил 8 лет лишения свободы (их них в тюрьме провел 5). Его сообщнице, хранителю отдела рисунка Русского музея Татьяне Кароль, которая выносила рисунки из фондов и передавала Дяде Мише, дали 6 лет условно. Писали, что, выйдя на свободу, Переплетчик уехал в Израиль, где в середине 2000-х скончался. Но перед отъездом, как выясняется, он успел провернуть еще одно интересное дело. Хотел уйти красиво, и, судя по всему, ему удалось.
— Но если личность организатора ограбления Эрмитажа стала известна полиции, почему Поташинского не посадили?
— Я передал всю информацию следователю, который вел дело, и начальнику отдела Николаю Иванову, который сейчас является советником по вопросам безопасности Эрмитажа. Сведения были зафиксированы процессуально, — рассказывает сыщик. — Сотрудники антикварного отдела, думая, очевидно, что у них в руках неоспоримые доказательства, пошли по грубому сценарию. Они провели очную ставку между Аладдином и Моисеем Залмановичем. А Поташинский сказал, что Аладдин оговаривает его. Да, встречались, болтали, что кто-то что-то планирует, но, мол, на этом все. Якобы дальше разговоров дело не пошло.
Однако все последующие передвижения по ближайшему зарубежью Моисея Поташинского подтверждают предположения. Была информация, правда, неподтвержденная, но, думаю, правдивая, что картину вывозили в Эстонию, но так и не смогли продать после шума, который пошел. И она была возвращена назад в пределы Российской Федерации.
— Кто мог быть заказчиком?
— По словам Аладдина, они встречались на квартире Поташинского, и там присутствовал еще один человек. Судя по тому, как и что он говорил, это и был заказчик. Некий коллекционер, внешне похожий на актера Александра Пороховщикова.
Аладдин очень беспокоился по поводу сигнализации, но его попросили не волноваться. Во время тренировки Саладинов потрогал картину, сигнализация и правда не сработала.
Аладдин был в итоге осужден на 9 лет и 1 месяц за серию краж и квартирный разбой. В 2007 году он вышел по УДО и последний раз мелькнул в 2014-м по незначительной краже с последующим решением суда по его содержанию в психиатрической лечебнице. Кроме того, после кражи в Эрмитаже и первых показаний Аладдина пропал охранник Поташинского — Саша «Гатчинский». Как выяснилось, он был убит, и это тоже добавляет вопросов…
— Почему именно «Бассейн в гареме»? В соседних залах висели более известные художники, Жером в наше время — не самый популярный автор.
— Смотря для кого. Это заблуждение искусствоведческой тусовки: ой, салонная живопись! Но есть коллекционеры, увлеченные именно обнаженной натурой.
Игры коммунистов
20 декабря 2006 года похищенная из Эрмитажа картина вдруг оказывается у Геннадия Зюганова. Официальную версию событий, изложенную прессе, мы уже озвучили. Но так ли все было на самом деле?
— В 2006 году, когда я уже был руководителем «антикварного» отдела, один достаточно уважаемый человек попросил меня встретиться с другим не менее уважаемым человеком и поговорить о картине, — рассказывает Владислав Кириллов. — Я встретился с этим коллекционером. Он рассказал, что ему предложили купить копию «Бассейна в гареме», старинную, но именно реплику.
Я спросил его: вы понимаете, что хорошая копия, даже не старая, а новая, иногда доходит по стоимости до 50% от цены настоящего полотна? А если она старинная, да еще и хорошая, то цена возрастает. Вы уверены, что вам предлагают копию, а не похищенный подлинник, который не могут сбыть?
Он опешил. Говорю дальше: а представляете, вы покупаете эту картину, а потом, спустя время, проходит информация, что у такого-то человека дома висит не копия, как он говорит, а подлинник, похищенный из Эрмитажа? Представляете, сколько вы будете отмываться и как это скажется на вашей политической карьере? Он задумался. И помедлив, спросил: как понять — это копия или оригинал? Я объяснил, что раз картина вырезалась из подрамника, причем достаточно жестко, ножом, как мне сообщил Аладдин, можно высчитать размер.
— На обороте должен быть еще инвентарный номер…
— Его можно стереть, это как раз не проблема. Поэтому сейчас и отказываются от любых меток, чтобы обезопасить картину при хищении от лишних «травм».
Проще прикинуть примерный размер. В данном случае отнимаем по семь сантиметров с каждой стороны: то, что осталось на подрамнике, и учитываем подворачивания на новый подрамник при натягивании холста. Если специалист посмотрит на полотно, он может определить — наклеено оно на какую-то дополнительную часть холста или нет. Словом, размер можно вычислить.
Тот уважаемый человек серьезно отнесся к моим словам. Договорились, что если он решит обратиться в полицию, то свяжется со мной. Но больше мы никогда не виделись и не разговаривали. Прошло немного времени, и 20 декабря не понятно, кто, не понятно, каким образом передает картину в приемную Геннадия Зюганова.
По словам его помощника, встреча состоялась у пешеходного перехода на Театральную площадь. Однако следствие не смогло в полной мере подтвердить либо опровергнуть эту версию возвращения картины. В том числе возникли проблемы с видеозаписями по пути следования депутата и месту встречи. Там и сям вдруг перестали работать камеры.
— Почему принесли Зюганову?
— Это вопрос предпочтений, быть может. Так или иначе, ситуацию разыграли именно так. Возможно, картину принесли прямо в Думу с утра, когда все депутаты идут на работу. Пронести через рамку не составило бы проблем: еще один планшет, кто заметит, они все там с портфелями. На входе посмотрят документы, проверят, что оружия нет, и все. Возможно, легенда была придумана, чтобы запутать следы.
— Почему не задержали человека, который передал картину коммунистам?
— А кого задерживать? Неизвестного, который даже не был установлен? В ситуации же, когда лично передо мной вставал вопрос, что лучше — найти и задержать посредника и исполнителя либо вернуть бесценный предмет музею? Ответ всегда был ясен: возвращение похищенного музейного раритета — главная задача.
— Михаил Пиотровский специально рассказал про маньяка, это могло быть выгодно следствию?
— Он мог не знать того, о чем я сейчас рассказал. Мог выдать информацию, которую ему преподнес Николай Иванов. Вряд ли ему ведь докладывали детали следствия. Искать картину в тишине проще: преступники не знают, куда движется следствие. Бывает и наоборот, когда следствие делает информационный вброс для своих целей.
— То есть преступники отчаялись продать картину и решили использовать ее иначе?
— Вполне возможно. Картина была сложена вчетверо, что косвенно подтверждает, что ее вывозили за пределы страны. Везти в тубусе или футляре — это риск. В сложенном виде ее проще спрятать, хотя и возникают утраты красочного слоя.
— Почему не удалось продать, если был заказ конкретно на эту вещь? И почему нужно было везти за границу — заказчик не из России?
— Можно предположить, что поднялся слишком громкий звон вокруг кражи, и люди не захотели заморачиваться. Рассудили, наверное, что само полотно не стоит тех рисков, которые возникают при продаже и перепродаже. Понятно, что должны быть посредники в сделке, и каждый делает накрутку. Тут плюс, там плюс — и набегает определенная сумма.
Заказчик не обязательно живет за границей. Возможно, он в России, но у него есть недвижимость за рубежом, куда он хотел перевезти работу, но в последний момент отказался. Хозяин — барин: захотел — купил, не захотел — не купил. Тут особо руками не помашешь, ведь картина краденая. Особенно в возрасте Моисея Залмановича (родился в 1930 году. — М.М.) с его грандиозной жизненной историей.
— Что вы думаете о стоимости картины? Пиотровский озвучивал оценку в миллион долларов. Есть мнения, что она намного дешевле, и наоборот, гораздо дороже.
— У нас до сих пор действует приказ Министерства культуры СССР от 1985 года, где черным по белому прописано, что, как только предмет попадает на хранение в музей, он не подлежит бухгалтерскому учету стоимости. Но есть страховая стоимость, которая обозначается, если картина покидает стены музея и отправляется на выставку в другое место. Если картина украдена, то производится оценка ущерба. Если Эрмитаж заявил миллион, значит, оценивает ущерб в эту сумму.
— Во многих кражах, совершенных в музеях, были замешаны сотрудники музея. Вот и Поташинский воспользовался тем, что работал в Эрмитаже.
— Это было всегда. В 99% преступлений так или иначе задействованы сотрудники самих музеев или бывшие сотрудники. В первую очередь отрабатываются сотрудники. «Мону Лизу» из Лувра тоже украл Винченцо Перуджа, который был бывшим сотрудником музея.
— Любую систему безопасности можно обойти?
— Любую систему безопасности, в которой присутствует человек, можно обойти. Человек — звено, на котором все держится и на котором все ломается.
— Как вы думаете, с недавней кражей Куинджи из Третьяковки тоже не все так просто? Ситуация чем-то похожа: преступник средь бела дня украл пейзаж, и так и не смог толком объяснить, зачем, когда его поймали.
— Думаю, нет. Слишком много рубежей в Третьяковке с легкостью было пройдено похитителем картины: все внешние и внутренние рубежи физической охраны и системы охранной безопасности экспонируемого предмета. Чересчур много случайностей. Можно предположить, что это могла быть некая спланированная акция, результатом которой должно было быть возможное смещение директора Третьяковской галереи. Это мое профессиональное мнение.
— Вообще музейных краж сейчас стало больше или меньше по сравнению с ситуацией 20–30-летней давности?
— Не стало больше или меньше. Всегда был высок латентный уровень хищений. Но одно дело, когда предмет украден из экспозиции, и это сразу становится громким преступлением, о котором говорят. И совсем другое — когда воруют из запасников.
В 2006 году удалось выяснить, что хранительница Лариса Завадская выносила предметы из запасников Эрмитажа. Мне поступила информация, что она делала это с 1994 года! Пропало более двухсот предметов. Я занимался этим делом.
Завадская вела себя как раненая птица, которая пытается отвести коршунов от гнезда с птенцами. То есть она все время придумывала разные предлоги, чтобы отсрочить проверку запасников. То ей нужно готовить новую выставку, то что-то еще. По факту она годами выносила экспонаты и сбывала их с помощью мужа и других сообщников.
Но это совсем другая ситуация, нежели когда вещь пропадает прямо из зала средь бела дня и дело тут же получает огласку. Для Моисея Поташинского, судя по всему, это было последнее дело, которое должно было стать венцом его карьеры и обеспечить ему безбедную старость. И, похоже, получилось.
Но, как это часто бывало в жизни Поташинского, счастье покинуло его в самый неподходящий момент. Он споткнулся на самом последнем и главном этапе любого блестяще спланированного и совершенного преступления: не смог реализовать краденое и получить свой гешефт. Вот такое оно, «воровское счастье».
***
Казалось бы, прошло 20 лет с той дерзкой кражи из Эрмитажа, музейная безопасность должна была сделать шаг вперед. Однако два года назад из Третьяковки не менее дерзким способом увели картину Архипа Куинджи «Ай-Петри. Крым». Полотно похитили прямо на глазах у многочисленных посетителей масштабной выставки в Инженерном корпусе. После случившегося Министерство культуры обещало сделать «самые серьезные выводы», провести проверку музейной охраны по всей стране и усилить безопасность повсеместно.
Мы поинтересовались в Эрмитаже, что было сделано там. В пресс-службе музея нам рассказали, что после случая с Куинджи состоялся специальный семинар-практикум, а совместные учения службы музейной безопасности и подразделений Росгвардии и так проходят регулярно. «После той истории Эрмитаж был признан лучшим в сфере безопасности», — заявила пресс-служба. Дай бог.
Однако, как мы видим на этом примере, пока есть человеческий фактор, кражи продолжают совершаться. Возможно, когда-нибудь система безопасности будет насколько механизирована, что человек не сможет ее обойти. Но пока это не так. Нужно учиться на ошибках. И помнить: случайностей в таких делах не бывает.
МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА. Владимир Богданов, специалист аукционного дома ArtSale.info.
— Пренебрежительных сравнений, надменных намеков на «салонность», обвинений в непристойности от критиков и даже от своих же коллег-художников Жан-Леон Жером в полной мере наслушался еще при жизни. Например, Эдгар Дега назвал его «Фрину перед Ареопагом» (ныне одну из самых известных картин в мире) порнографической картиной.
Одни ругали, другие хвалили и ценили за смелый эротизм, чувственность и классическую красоту.
Эта дискуссия вокруг творчества Жерома продолжается уже более 100 лет. Всегда найдутся те, кто будет морщить нос. Но куда интереснее наблюдать не за ценителями теоретических рассуждений, а за теми, кто голосует долларом — за коллекционерами, инвесторами, участниками аукционных торгов. И тут факты налицо.
За работы Жерома борются на самых дорогих аукционах мира. За последние два года его картины на Sotheby’s и Christie’s на раз преодолевали отметку в 4 000 000 долларов. Наибольшим спросом у коллекционеров пользуется именно восточный цикл. А уж чувственные сцены с обнаженными наложницами и подавно. Это редкость.
Одиннадцать лет назад похожая картина из гаремного цикла была продана на Sotheby’s за 1,5 млн долл. При этом она уступала по уровню эрмитажной. А ведь с тех пор цены сильно выросли.
Если гипотетически представить, что «Бассейн в гареме» из Эрмитажа появился бы на торгах «Сотбиса» или «Кристиса», то я бы не удивился результату в 5–7 млн долл.
Справедлива ли оценка двадцатилетней давности в один миллион долларов? Кто-то говорит «слишком дорого». А я бы назвал даже заниженной. Раза в два на тот момент. А сейчас уж тем более. Картины такой узнаваемости — это куда больше, чем музейный экспонат. Это медийный якорь — ресурс для мерча, источник вдохновения для прибыльной сувенирной программы. Критики могут говорить что угодно, но туристам точно понравится.
