Михаил Гуцериев: «Путь к миру долгий и тернистый» Поделиться
Небольшой отрывок из интервью Папы Римского иезуитскому журналу «Америка» всколыхнул все российское общество, эту новость обсуждают уже несколько дней на самых разных уровнях. И сейчас уже неважно, какой смысл глава Римско-католической церкви вкладывал в произнесенные слова, либо, как утверждают некоторые комментаторы, его тезисы были неправильно переведены или он имел в виду совершенно другое.
Понтифик двумя словами прямо обвинил чеченцев в нечеловеческой жестокости, которая, как вполне подразумевается, проистекает из их инородности и религиозной нетерпимости. И хотя последнее «лобовое» утверждение в словах Папы (деятельное служение которого всегда вызывало и вызывает у меня самое глубокое уважение) отсутствует, косвенное — вполне налицо. К тому же после слов главы католической церкви, уверен, найдутся горячие головы, которые с большим удовольствием переложат все жестокости этого конфликта (а они неизбежны) на одну нацию — чеченцев.
В заявлении о том, что «самыми жестокими (участниками СВО. — Прим. ред.), пожалуй, являются те, кто из России, но не придерживается русской традиции, такие как чеченцы, буряты», обложенном оговорками, словно ватой, скрыто так много нехороших подтекстов, что лучше не разбирать их на составляющие.
Достаточно и того, что противопоставление чеченцев некой «русской традиции» похоже на попытку разобщить российский народ по национальному признаку и разжечь религиозную рознь.
В этой связи считаю своим гражданским и человеческим долгом высказать свою позицию в отношении слов понтифика и, конечно, в целом к чеченскому народу.
Большую часть своей жизни я, ингуш по национальности, прожил бок о бок с чеченцами. Я вырос в Грозном, и всегда моими друзьями и друзьями моих родителей были чеченцы. Я руководил объединением, в котором работало более 4000 человек. Преобладающая часть из них были чеченцы. Предприятия объединения были расположены в разных районах республики: Веденском, Шалинском, Ачхой-Мартановском, Урус-Мартановском и других. По долгу службы я часто посещал эти места, встречался с коллегами, их близкими, просто жителями районов. И могу уверенно сказать: это были достойные люди, пример работоспособности, честности, открытости, религиозности, выдержки и колоссальной взаимоподдержки. Простые люди — рабочие, инженеры, крестьяне — именно они составляли и составляют суть чеченского народа, его вековой корень.
Все свое детство, юность я провел в пионерских лагерях Сержень-Юрта Шалинского района республики. Мои товарищи, я имею в виду детей, а также вожатые были чеченцы. С пионерских сборов, костров и зарниц я постигал вековые обычаи чеченского народа, его ментальность, впитывал вместе со своими чеченскими сверстниками глубину и мудрость непреложных законов чести и доблести этого красивого горского народа. Позже, в юности, в туристических походах по Большому Кавказскому хребту я посещал чеченские села Шатойского района — Малые Варанды, Ярыш-Марды и другие, знакомился и тесно общался с их жителями, узнавал историю и уникальные традиции этого народа. С годами, взрослея, я постепенно осознавал духовное величие чеченской культуры. Подобно свадебному платью горянки, играющему яркими узорами, с одной стороны, а с другой — аскетичному, но продуманному до мелочей костюму мужчины-чеченца, в ней воедино переплелись безумная отвага и трогательная нежность, скупая лаконичность и безудержная чувственность, грусть и радость, драма и смех, неистовая любовь к жизни и горделивое презрение к смерти. Я изучил чеченский язык, стал хорошо говорить на нем. Не хуже, чем на родном.
В культурном коде чеченского общества и одной из главных его традиций является сохранение семейного этикета и уважение к гостям. А определяющие особенности, про которые знают все, кто хоть раз сталкивался с укладом жизни чеченцев, — уважение к старшему поколению, порядочность, честность, вежливость, богобоязненность и… милосердие.
Широко известно, что чеченцы очень любят оружие, воинскую одежду, высоко ценят славу, добытую в бою, в общем, все, что связано с воинским делом. Это объясняется не агрессивностью их характера, а тяжелейшими условиями жизни народа, который на протяжении столетия вел неравную войну против унижения крепостническим рабством и неизбежной потери своей самоидентификации. Итогом этой колонизации стала смертельно губительная потеря чеченцами плодородных равнин и выселение в горы… Да, самой историей чеченцы были обречены на постоянное сопротивление, необходимость выживания, постоянную, впитанную с молоком матери и первыми наставлениями отца готовность кинжалом и пулей драться, выстоять, спасти семью, близких, защитить свой дом, честь, свою религию. Может, поэтому в крови чеченцев такая любовь к оружию, может, поэтому их черты характера подобны резким линиям горных скал и ущелий; их песни — о бесстрашных героях, а их танцы — невероятно ритмичны и дерзки… Может, поэтому чеченцы — превосходные воины, сызмальства оттачивающие владение солдатским ремеслом до совершенства… Но ассоциировать национальную идентичность чеченского народа с войной и жестокостью — так же ошибочно, как ассоциировать Рим с распятыми по Аппиевой дороге соратниками Спартака или репрессиями Муссолини, а представление об итальянцах — сводить к стереотипу о макаронах и сицилийской мафии. И уж точно ошибочно, рассуждая о нравственных критериях Святого престола, перечислять лишь неправедные суды, пытки и костры инквизиции в Средние века. А стоит вспомнить духовный подвиг святых апостолов Петра и Павла, величайших учителей христианской веры.
На уровне обывательского мышления эти аналогии можно объяснить низким уровнем культуры и образования, в конце концов, это можно свести к шутке. Но когда подобное отношение позволяет себе публично озвучивать глава Ватикана, все гораздо серьезнее.
На протяжении своей истории чеченцы всегда лишь защищали свою землю, веру, традиции, устои, свои адаты. Защищали своих детей, стариков и матерей.
Для чеченцев не имеют значения ни исторические переломы, ни политическая конъюнктурность. Они во все времена отличались верностью клятве, преданностью своему долгу, Отечеству, которому всегда служили истово, всем сердцем, телом и душой. Они с великим достоинством отчаянно сражались в Первую мировую войну, разделенные, как и другие народы России, пережили братоубийственную гражданскую, выстояли в страшные годы Великой Отечественной. Я знаю десятки примеров, когда чеченцы, чтобы остаться на фронте и продолжать бить врага, меняли свои фамилии, избегая тем самым кровавых клешней сталинской депортации. Навсегда в памяти потомков останутся имена Героев Советского Союза — Абухаджи Идрисова, Хансултана Дачиева, Ирбайхана Байбулатова, Ханпаши Нурадилова, Мавлида Висаитова, Хаваджи Мухамед-Мирзаева и многих других чеченцев, не жалевших себя во имя общей Победы. И в афганскую войну они, беспрекословно верные Присяге, стойко выполнили свой долг, названный советской родиной интернациональным.
А что говорить о первой и второй чеченской войне? Практически это были гражданские войны. Мы все это хорошо помним. Но и в тех событиях чеченцы проявили себя отличными воинами и с той, и с другой стороны.
История чеченцев — это история страданий, боли, крови. Это незаживающая рана выселения — беспрецедентной ссылки целого народа и затем страшные, нечеловеческие условия, унесшие тысячи жизней, большинство из которых — немощных стариков и слабых детей, физически не выдержавших голод и зимы казахстанских степей… Но чеченцы выстояли, не сломались, сумели не только выжить, но и вернуться домой еще более сильными и сплоченными. Более того: привычка и любовь к труду позволили чеченскому народу даже ссылку обернуть во благо, резким скачком повысив уровень образования. Сегодня чеченцы являются одним из самых высокообразованных народов в составе Российской Федерации. Недавно в свет вышла первая часть справочника «Чеченцы в науке», включающая в себя краткие биографии 228 докторов наук. И это только первая часть, потому что вместить чеченский вклад в развитие науки в один том невозможно.
И не лучше бы помощникам главы Римской церкви донести до Его Святейшества правду об огромном вкладе чеченцев – ученых, юристов, преподавателей, представителей других профессий – в общечеловеческое мировое наследие? Достаточно вспомнить труды чеченских правозащитников профессора Абдурахмана Авторханова, Салаудина Гугаева и многих других чеченцев, посвятивших свои жизни борьбе со сталинским режимом. А еще есть тысячи кандидатов наук, доцентов, поэтов, писателей, этнографов, археологов, да и просто порядочных людей, которые честно трудятся с утра и до вечера, стараются прокормить свои семьи, дать образование детям, помочь родителям (и, как говорят в народе, «построить дом и посадить дерево»).
Или, может, стоит напомнить о докторе Хасане Баиеве, признанном человеком года в США, Великобритании и Японии, ставшем лауреатом международной премии «Врач мира» за спасение во время Чеченской войны и боевиков, и федералов?
Обостренное чувство чести, ощущение свободы, которое свойственно чеченскому народу, отмечали многие, в том числе русские классики. А.А. Бестужев-Марлинский в «Письме доктору Эрману» писал: «…Чеченцы не жгли домов, не топтали умышленно нив, не ломали виноградников. «Зачем уничтожать дар Божий и труд человека», — говорили они… И это правило горского «разбойника» есть доблесть, которой могли бы гордиться народы самые образованные, если бы они имели ее…»
Сострадание к истинной трагедии чеченцев передают строки замечательного русского поэта Александра Полежаева, участника кавказской войны:
«В домах, по стогнам площадей
В изгибах улиц отдаленных
Следы печальные смертей
И груды тел окровавленных.
Неумолимая рука не знает
строгого разбора:
Она разит без приговора
С невинной девой старика
И беззащитного младенца»
(поэма «Чир-Юрт»).
Во все времена на войне — как на войне. И 200 лет, и сейчас ни одна из сторон не гнушалась мародерством, безжалостно грабя и унижая побежденных:
Повсюду, жертвою погони,
Во прахе всадники и кони
И нагруженные арбы;
И победителям на долю
Везде рассеяны по полю
Мятежной робости дары:
Кинжалы, шашки, пистолеты,
Парчи узорные, браслеты
И драгоценные ковры.
У А.С. Пушкина есть поэма «Тазит». В ней полностью опровергается миф о жестокости чеченского народа. Герой поэмы был отдан младенцем на воспитание чеченцам, чтобы они вырастили его «храбрым чеченцем», жестоким воином. Но, воспитанный мудрым чеченским старцем, Тазит не научился ненависти и жестокости, зато научился благородству и милосердию: даже встретив кровного врага (убийцу брата), он отпускает того с миром, потому что враг был «одинок, изранен, безоружен». В Тазите нет ничего, что, по мнению его отца и людей, мыслящих стереотипами, должно быть в чеченце:
«Где ж, — мыслит он, — в нем плод наук,
Отважность, хитрость и проворство,
Лукавый ум и сила рук?»
Пушкин вложил в Тазита высокие нравственные ценности: закон чести всегда выше закона мести. Отнять жизнь беззащитного, истекающего кровью, обидеть слабого — позор для чеченца. И Тазит возвращается к тем, кто его воспитал. Прося руки чеченской девушки, герой говорит ее отцу:
«Я беден, но могуч и молод,
Мне легок труд. Я удалю
От нашей сакли тощий голод.
Тебе я буду сын и друг.
Послушный, преданный и нежный,
Твоим сынам кунак надежный,
А ей — приверженный супруг».
Чувство собственного достоинства, трудолюбие, верность и надежность в любви и дружбе — вот все, чем может похвастать Тазит. Все это он впитал от приемного отца, этому его научили чеченцы.
У самого Пушкина был друг — генерал Александр Чеченский, герой войны 1812 года. Будучи маленьким ребенком, плененным и усыновленным Николаем Раевским, мальчик получил имя Александр в честь великого Македонского и фамилию в память о его родине — Чечне. Великий поэт считал для себя Александра Чеченского «неизменным учителем в делах нравственных».
Два года прожил в Чечне Л.Н. Толстой, именно здесь сложился и оформился его писательский талант, здесь он нашел верных друзей — Садо Мисербиева, спасавшего будущего великого писателя, в том числе от разорения, и Балту Исааева, поведавшего ему историю чеченской семьи, положенную Толстым в основу рассказа «Набег». Толстой становится одним из первых, кто стал записывать чеченский фольклор. Свободолюбие чеченцев повлияло и на характер Льва Николаевича, для которого не существовало авторитетов и стереотипов. В одном из писем того периода Толстой напишет: «Моя мысль, непродуманное мое решение ехать на Кавказ были внушены мне свыше. Мной руководила рука Божья — и я горячо благодарю его, — я чувствую, что здесь я стал лучше… я твердо уверен, что чтобы здесь ни случилось со мной, всё мне на благо».
Михаил Юрьевич Лермонтов в «Герое нашего времени» устами старого опытного вояки Максима Максимыча отмечает бережное, почти сакральное отношение чеченцев к оружию: «бешмет всегда изорванный, в заплатках, а оружие в серебре».
Говоря в «Архипелаге ГУЛАГ» о «тяжелом» характере чеченцев, Лауреат Нобелевской премии А.И. Солженицын отмечает, что завоевать их доверие можно было «независимостью и мужеством», и делает очень правильный, на мой взгляд, вывод: «Когда кажется нам, что нас мало уважают, — надо проверить, так ли мы живем». Узник ГУЛАГА так оценивает свободолюбивый дух чеченцев: «…была одна нация, которая совсем не поддалась психологии покорности: не одиночки, не бунтари, а вся нация целиком. Это — чеченцы. Никакие чеченцы нигде не пытались угодить или понравиться начальству — но всегда горды перед ним и даже открыто враждебны… Никто не мог помешать им так жить. И власть, уже тридцать лет владевшая этой страной, не могла их заставить уважать свои законы. Солженицын признает и мужественное поведение чеченцев во время кровопролитного кенгирского восстания, в ходе которого чеченцы «…одни они изо всей джезказганской ссылки пытались поддержать кенгирское восстание, не испугавшись ни власти, ни «…до сих пор таких грозных райкома партии, и райисполкома, и МВД с комендатурой и милицией…».
За годы своей единой истории, в которой было всякое (но с этим русские и чеченцы как-нибудь разберутся сами), русская и чеченская традиции так переплелись, обогащая друг друга, что слова о народах, существующих вне русской традиции, сказанные понтификом, выглядят в лучшем случае необдуманно, в худшем могут быть восприняты как попытка разделения народов и национал-шовинизм.
У чеченцев есть свой этический кодекс, сложившийся еще до принятия ислама, — «Къонахалла», согласно которому къонах дороже жизни ценит Отечество, честь и личное достоинство. Следуя этому кодексу, чеченцы не посягают на честь и достоинство других людей, ценят справедливость и умеют быть благодарными, проявляют уважение к другим и милосердие к немощным. Все ли чеченцы соблюдают этот кодекс? К сожалению, нет. Всегда есть отдельные люди, которые идут вопреки закону. Разве все европейцы соблюдают заповеди Христовы? Разве все приверженцы Будды исполняют его принципы? И разве все атеисты чтут закон?
Если бы это было так, в мире исчезла бы преступность. Ни Америка, ни Италия, ни все те, кто называет себя цивилизованным миром, не могут этим похвастаться. Но оскорблять другие народы, навешивая ярлыки, не дозволено никому, даже главе Ватикана.
Кто виноват, кто прав, рассудит история. Это дело будущего. А сегодня мы хотим мира. И чеченцы, принимающие участие в СВО, и чеченцы, живущие в Украине и воюющие за Украину, тоже его хотят. И украинцы, и все русские, и нерусские. Все хотят мира. Путь к миру долгий и тернистый. И только правда остановит войну.
Я не сомневаюсь, что мира искренне хочет и глубокоуважаемый Папа Римский Франциск. Он не раз доказывал это своим служением, своими проповедями. Каждое слово Его Святейшества является законом для миллионов людей. Не мое дело поправлять понтифика, но дело моей совести — сказать правду и поддержать чеченский народ.
С огромным уважением к чеченскому народу и миссионерскому служению Его Святейшества главы Римско-католической церкви Франциску I,
Михаил ГУЦЕРИЕВ.
