«Оригинальная» Надя Шевелёва была на два года младше и говорила без ошибок Поделиться
Вечер 31 декабря всколыхнул очередную волну дискуссий о персонажах фильма «Ирония судьбы, или С лёгким паром!». Если с двумя главными героями, учительницей-русичкой и врачом, вроде бы всё понятно, то вот профессиональная принадлежность Ипполита интригует зрителей даже спустя 47 лет после премьеры фильма. Одна из пользовательниц социальных сетей предложила необычную трактовку его образа – по словам внимательной зрительницы, принимать Ипполита за госслужащего или тем более офицера КГБ крайне ошибочно.
Большинство ценителей «Иронии судьбы» обычно мыслит прямолинейно: мол, если строгий мужчина в костюме и галстуке, без материальных проблем и чувства юмора, зато с собственным автомобилем и доступом к французским духам – значит, либо партийный функционер, либо работник торговли. Однако недавно – во время очередных споров – возникла новая теория, весьма смахивающая на правду.
За правильным ответом пользовательница соцсети предлагает заглянуть в оригинальный сценарий Эмиля Брагинского (он опубликован, секрета нет). Сценарий датирован 1969 годом – почти на шесть лет раньше, чем Эльдар Рязанов снял фильм – и адаптирован для спектакля, а не для кино. Там хорошо знакомый монолог – тот, в котором Ипполит ругает невесту, не сумевшую обнаружить незнакомого мужчину на своей тахте – там прирастает мелкой, но важной деталью: «Потому что ты безалаберная… молчи… ты непутевая… У меня в доме или в моей лаборатории он бы не мог появиться. Странно, что ты вообще его заметила. Ну мало ли, что-то там валяется…».
Откуда-то материализовалась лаборатория – точнее, она куда-то исчезла в фильме Рязанова, – очевидно, проливающая свет на профессию и место работы Ипполита Георгиевича. Несостоявшийся жених учительницы Надежды – учёный, или, если говорить современным языком, менеджер от науки: заведующий лабораторией.
«В завлабы чаще всего выбивались не самые талантливые, а самые чёткие, ясные и собранные. Ипполиты! Например, тот, кто проявил себя на комсомольской, а позднее – на партийной работе. Кто без проблем шёл к защите кандидатской. Кто …не бyхал (а Ипполит yжрaлся впервые за последние …дцать лет). А вот реально башковитые мужики довольно часто… ну, понятно. Вели чуточку аморальный образ жизни. И – подчинялись Ипполитам, которые из осторожности могли и важную тему зарубить. Ипполит вряд ли позволил бы рисковать, а науку двигает риск», – рассуждает один из пользователей соцсетей.
Такая теория действительно объясняет многое – и характерное для учёных-технарей занудство, и педантизм человека, привыкшего организовывать других, и нетерпимость к халатности, и хорошие доходы и доступ к материальным благам, и даже… затянувшееся «холостое положение», о котором говорит Ипполит. Краеугольным камнем для тех, кто стремился записать Ипполита в партийные функционеры средней руки или даже в чекисты, всегда было отсутствие на его руке обручального кольца. «Сами знаете, как у нас любят продвигать неженатых», — реплика молодого карьериста уже из другого кино конца 1960-х годов, «Доживём до понедельника», но суть подмечена верно. Ну а к тем, кто занимался наукой, отношение в этом смысле было куда более лояльным.
«В общем, Ипполит – заведующий лабораторией – привлекательный, богатый, щедрый и …ужасающе скучный, довлеющий. Для Нади», — подводят в соцсетях итог.
Кстати, текст оригинального сценария Брагинского снимает ещё один популярный вопрос – как, мол, учительница русского языка могла заявить, что она забыла «одеть» праздничное платье?! Она этого и не говорила – в сценарии реплика написана так: «Ой, я же не надела праздничное платье…». И, кстати, игриво-кокетливого «Эй, сюда нельзя!» в адрес желающего понаблюдать за переодевающейся женщиной Ипполита там нет. Вероятно, проблемы с правилом насчёт «одеть-надеть» были не у героини, а у озвучивавшей её актрисы Валентины Талызиной – ну а при монтаже эту ошибку либо не заметили, либо решили не переделывать.
Есть и другой забавный нюанс: если верить тексту сценария, то Наде – 32 года, а пару «лишних» лет ей накинули во время экранизации. Зачем? Напрашиваются два разумных ответа. Во-первых, чтобы усилить эффект безнадёжности – как мы помним, «Тридцать четыре», произнесённые трагическим голосом Талызиной, действительно звучат как приговор. Во-вторых, за шесть лет, прошедших с момента написания сценария до экранизации (1969 год против 1975), «красная линия» критического женского возраста вполне могла сдвинуться на пару лет. Всё меняется. Ну а в реалиях сегодняшнего дня слова «Последний шанс?» в адрес даже тридцатичетырёхлетней женщины звучат, мягко скажем, неправдоподобно.
