Коллекционер жизни Поделиться
За время странствий Паршивая Овца обросла симпатичными кудряшками. И обзавелась кокетливой челочкой. Вполне естественно, на одном из этапов долгого пути к ней припаялся бравый кавалер. Баран бараном. Натуральный, твердолобый.
Шут Гороховый, прирожденный острослов и неумолчный балабол, скорый на вынесение едких суждений, припечатал нудного воздыхателя кличкой Бяша. А Стреляный Воробей хихикнул-чирикнул:
— Еще какой бяка!
Ошалело млевший ухажер по пятам преследовал уже не Паршивую недавнюю Овечку, а эффектную, в модной шубке и с пышными буклями и муфтами на наманикюренных конечностях светскую даму, знавшую цену своим внешним прелестям и своим нарядам, однако не мог сообразить, о чем беседовать с роскошной избранницей, приглашал ее в кафе и рестораны, где сидел молча, тупо пялясь на красотку, будто на новые ворота, или блеял невразумительно, повторяя заученный рефрен, казавшийся ему верхом остроумия и поэтического изящества: «Мы хорошая парочка: баран и ярочка». Дальше этого заезженно воспроизводимого экспромта фантазия долдона не двигалась.
Если игривая Овца звала дундука танцевать, тяжелорогий партнер шумно пыхтел и, грохоча копытами, топтался не в такт нотам. Он изрядно надоел утонченной Овце; она его не боднула, но бортанула. А он-то мнил — покорная рунетка!
Рабочая Лошадь тоже закрутила интрижку. Впала в роман с лихим подскакавшим к ней на городском перекрестке рыжим ражим жеребцом. Оскал его сияющих белоснежных зубов, звездный плюмаж надо лбом и расшитая галунами попона свели ее с ума. Проницательная и умная, но обделенная джентльменским вниманием (притом что сделалась холеной кобылицей), она не могла противостоять охватившему ее порыву, хотя раскусила: гарцующий, утробно ржущий по любому поводу развязный альфонс цинично пользуется искренней привязанностью зрелой поклонницы, заставляет пахать, как заставляли и эксплуатировали прежние работодатели и сослуживцы. Опытная наперсница не обуздывала наглого молодого рысака, предоставляла повесе полную свободу, а сама, не желая превращаться в прежнюю ломовую тягловую принадлежность и полагая, что амплуа каурки оставлено в невозвратном прошлом, тем не менее помимо воли впряглась в нескончаемую череду забот, помогала юному ловеласу писать диссертацию, гладила рубашки и костюмы, пришивала пуговицы, водила по косметическим салонам, а то и самолично, в удовольствие, подстригала его буйную гриву и причесывала густой хвост, стала кухаркой, швеей, парикмахершей, одалиской, научным консультантом, нянькой, посудомойкой… Не западло пластаться ради пьянящего блаженства, во имя кумира можно своротить горы. Увы, Стреляный Воробей принес на хвосте: циничный жиголо встречается ради карьерных и финансовых преуспеяний еще и с пошлой полосатой, как надувной матрас, африканкой Зеброй, и со Старой Клячей, богачкой из Нового Света, а в закрытом мужском клубе кадрит Сивого Мерина; причем на геронтологической американской фаворитке в погоне за большим приданым готов жениться.
Много слез пролила справедливая мускулистая Рабочая Лошадь и превозмогла трепетное чувство, задушила мучительные переживания.
Тертый Калач намастырился встречаться с Сушкой, обсыпанной маком; она требовала беспрекословного подчинения и чтобы он величал ее Баранкой. Постная фифа пришлась Калачу по нутру аскетичной заскорузлостью (под стать его собственной, он высыхал и черствел все нагляднее и ощутимее), экономной бережливостью, а главное, родством мучной плоти. Раздражало лишь самомнение мизерабельной (сравнительно с его объемами) крохотульки. Возможно, манию величия провоцировало дурманящее наркотическое воздействие мака.
— Какая из тебя баранка! — ворчал, урезонивая самозванку, Калач. — Не лопни от натуги! Дырка от бублика и то ширше. Знай свое место и не на свой противень не садись. На чужие регалии не покушайся. Бери пример с меня: я продукт высокой пробы и категории, всамделишный пшеничный калач, а не замахиваюсь на титул каравая!
Выскочка не унималась, не снижала амбиций, и Калач (недаром он слыл тертым, то есть успевшим повращаться в самых разных социальных аудиториях) шуганул профурсетку:
— Коль ты баранка, катись к барану! Боданутому Паршивой Овцой…
Сметливая сушка прикинула: сермяга в напутствии амурного наставника наличествует. И не упустила счастливый шанс. К тому же Барану — на то он и баран — она нравилась: внешне напоминала его, бараний, рог. В который тот намеревался ее еще круче свернуть. По крайней мере не строптива и не манерна, чем выгодно отличается от искапризничавшейся, заносчивой Паршивой Овцы! Он пересочинил (с помощью Стреляного Воробья) стишок: «Отличный кунштюк: Сушка и Курдюк!»
Продолжая оставаться неприкаянными и одинокими (в интимном плане), путешественники вольно и невольно помогли сладить семейное благополучие и гармонию взаимности этой разрозненной паре.
Оазис Середнячков
Самозабвенные туристы продолжили поход и пришли в митрополию, где все было средним: средняя школа, среднее образование, усредненные стандарты жилья и заработной платы. Даже уши и носы у встреченных прохожих среднего роста были средних размеров.
Здесь все делали на среднем уровне. В столовой путешественникам подали обед — весьма посредственный и в средней величины тарелках. Из трех, как полагается в среднего уровня харчевнях, блюд. Но лучше бы одно, вкусное. Обидно стало за испорченные яства.
— При умелой кулинарии даже среднего качества продукты превращаются в деликатесные кушанья! — не сдержали огорчения едоки. — Откуда вам поставляют продовольствие?
— Из Срединоземноморья и среднеазиатских республик, так что вина не наша, — ответили им.
Доброхоты воззвали:
— Можете существовать значительно лучше! Почему не работаете первоклассно? Почему не производите высококачественные товары? Не строите комфортабельные дома? Ведь жизнь может быть не средней, а высокого уровня.
Их осадили:
— Зачем корячиться? Лишняя морока. В усредненности великая философия. Появись превосходящий других индивид, сшей качественный костюм или пальто, построй комфортный дом — и соседи захотят первоклассную одежду и особняк. Начнутся беспокойства, суета, возникнет зависть и конкурентная борьба. Население утратит покой. А разве плохо довольствоваться и наслаждаться среднеарифметическим?
— Может, смените правителей? Уж очень они среднего пошиба.
— Выдающиеся вожди ни к чему, еще вовлекут в завихряющий, дестабилизирующий эксперимент! Размеренный руководитель в самый раз.
Наблюдательный Стреляный Воробей настаивал: наличествуют предпосылки взрастить и воспитать личности более крупного калибра. И готов был взяться за претворение предпосылки: реорганизовать педагогический процесс. Но ставил условие:
— Необходимо расширить кругозор, нужен иной подбор пособий, иной просветительский подход. Пошевеливаться нужно. Ездить на экскурсии… Как мы. Какие качества граждан, по-вашему, потребны для процветания и должны находить поощрение? Инициативность, деловитость, независимость суждений? Или сгорбленная покорность, приниженность, пассивность во всем, что касается государственных и общественных проявлений?
Шут Гороховый (он в прошлом мечтал преподавать в лицее цирковое искусство, да обстоятельства вынудили пойти по финансовой стезе) горячо поддержал своего товарища:
— В результате повальной спячки получите наследственный генотип угодливого приспособленца.
От них отмахнулись:
— Не бедствуем, и хорошо.
Таланты прочих компаньонов, а не только Стреляного Воробья и Шута Горохового, подверглись сомнению и порицанию, беспокойных гостей увещевали, окутывали колыбельными, донимали умиротворяющими, усыпляющими поговорками: «что будет, то будет», «от добра добра не ищут», «где родился, там и пригодился», «лучшее — враг хорошего». Было видно: старожилам не терпится спровадить потенциальных возмутителей спокойствия.
И путешественники направили стопы дальше.
Столица Наипервейших
Непобедима страсть опередить, успеть раньше…
С нею туристы воочию столкнулись в Столице Наипервейших. И добром вспомнили предыдущую неторопливую державу.
Облака здесь, как и всюду, плыли со скоростью мишеней в тире, но их подгоняли, запускали эскадрильи самолетов, чтоб ускорить движение туч и вызвать преждевременный дождь.
Каждому не терпелось стать первым, и желание это превращалось в одержимость, манию, недуг. Например, если кто-то хотел поздравить другого с днем рождения, то пытался обскакать и обставить остальных поздравителей и звонил или отправлял телеграмму за 3 или 4 дня до торжества. Некоторые слали поздравления за неделю, за месяц до срока. Некоторые — за год до события. За два — до юбилея.
Ладно бы стремление к опережению проявлялось в глобальных аспектах: разведывании и открытии новых земель или при сборе урожая, — нет, первыми хотели сделаться (и показаться) в проявлении не самых благородных качеств. Процветали сомнительные приемчики, не возбранялось отталкивание соперника плечом и локтем, поощрялось унижение и затаптывание конкурента, приветствовалось наушничество ради продвижения по службе, практиковались оттеснения и подножки в спортивных состязаниях…
Стреляному Воробью не чужда была романтика высоких скоростей. Но и он возроптал. И Рабочая Лошадь, повздыхав о потерянном кавалере: «Любил галоп, скачки… Ипподром… Хотел стать чемпионом…», — присоединилась к негативной оценке опережения любыми средствами.
Опрометью дунули из отнюдь не райских пенатов благородные странники.
