Поэту исполнилось бы 90 Поделиться

20 июня 1932 года, ровно 90 лет назад, в небольшом селе Косиха на Алтае (тогда этот регион назывался Западно-Сибирским краем) родился выдающийся поэт Роберт Рождественский. Ярчайший представитель советской литературы заслужил всенародную любовь — его поэзию, равно как и песни на его стихи, знают и ценят жители всей канувшей в Лету страны, занимавшей одну шестую часть суши.

Дочь Роберта Рождественского поделилась воспоминаниями: дуэли с Евтушенко, рождение шедевров

Поклонники творчества Рождественского слушали его стихотворения на стадионах, в радио- и телеэфире, читали в журналах и газетах, выходивших миллионными тиражами. А уже в 90-е стихи «— Отдать тебе любовь? — Отдай!» и многие другие (не всегда с правильным указанием авторства, но с любовью, граничащей с обожанием) старательно переписывали цветными ручками школьницы и школьники в свои «Дневники друзей» — и эта наивная форма интереса к рифмованным строчкам является частью феномена «шестидесятничества». Явления, которое невозможно запереть в хронологические рамки десятилетия, когда весь СССР в одночасье превратился в государство, где, по словам другого великого «шестидесятника» — Евгения Евтушенко, были «пусты лагеря, а залы, где слушают люди стихи, переполнены».

О жизни и судьбе Рождественского, творившего до последнего своего часа на земле, о том, что поэзия — это даже не сложный творческий процесс, а тяжкий труд, и о том, почему поэт должен не только думать о себе, но и о тех титанах, на плечах которых стоит каждое последующее поколение пишущих, корреспондент «МК» побеседовал с его старшей дочерью Екатериной Рождественской.

— Екатерина Робертовна, почему ваш отец «уклонялся» от роли литературной знаменитости — даже лицо свое прятал в толпе и вообще сторонился шумихи вокруг своего имени? Казалось бы, к славе рвутся все поэты.

— Он это не любил. Просто был очень скромным человеком. Не любил публичность, не любил выпячиваться, не стремился переделывать мир, чем занимались многие его коллеги при жизни. Он таким родился — и этим все сказано.

— Роберт Иванович не только творил поэзию в строгом книжно-журнальном смысле этого слова, но и принимал участие в создании песен — и уже через эстраду становился знаменитым, когда ведущие советского ТВ громогласно объявляли в эфире: «Музыка такого-то, стихи Роберта Рождественского, поет…»

— Да, мне кажется, песни сделали его еще более знаменитым. А еще благодаря передаче «Документальный экран» о нем узнали все. Тогда любой ведущий передачи или программы становился суперпопулярным. Его узнавали на улицах — это была неотъемлемая часть телевидения. Если ты появляешься на экране, ты становишься известен всему Советскому Союзу. Плюс в конце 70-х был пик популярности песен на советской эстраде. Они тоже стали добавлять славы, потому что появился помимо «Голубых огоньков» конкурс «Песня года», который транслировался на всю страну. И там очень тщательно показывали всех композиторов и поэтов. Отец стал визуально знаменитым в том числе благодаря этому. Но в основе всего лежали стихи.

— Зарождение «стадионной поэзии» сложно представить нынешнему поколению: как собрать такое количество людей на чтение стихов? Но шестидесятникам это удавалось. Рождественский любил выступать на стадионах. Легко ли ему было «захватывать» многотысячную аудиторию?

— Когда он выходил на сцену, то становился другим. И по человеческим качествам тоже — у него куда-то пропадала застенчивость. Даже заикание пропадало! Он читал свои стихи плавно, без спотыканий, превращался в глашатая и получал от этого большое удовольствие, потому что видел отдачу. Один раз я присутствовала, когда еще была маленькой, это был 1965-й или 1966 год, на его выступлении в «Лужниках», где собиралось по 14 тысяч человек. Он запнулся, забыл какую-то строчку, и я услышала, как все эти 14 тысяч голосов подсказали ему следующую. И я тогда поняла, что отец не зря сидит у себя в кабинете, если зрители без книжки на коленях подсказывали ему.

— Державин в своем «Памятнике» определял поэта как личность, способную «истину царям с улыбкой говорить». Сейчас, как ни крути, нет никакого автора, кто бы на равных говорил с лидером страны, в которой живет. Рождественский же отваживался возражать Хрущеву — за что был подвергнут в 1963 году репрессиям, с поправкой на «оттепель», конечно же.

— Я тогда была совсем ребенком, меня до этого не допускали, и я этим не интересовалась. И отец потом не очень об этом распространялся. Но для семьи это была очень сложная ситуация: стихи отца перестали публиковать и издавать. И ему пришлось уехать в Киргизию достаточно надолго и заниматься там переводами советских поэтов. Это, конечно, сказалось на нем и на его творчестве.

— Если бы правление Хрущева, ополчившегося на Рождественского за поколенческое стихотворение «Да, мальчики!», продлилось так же долго, как пребывание у власти Брежнева, поэт мог бы на десятилетия выпасть из литературного процесса? А как он потом выстраивал отношения с Леонидом Ильичом и последующими советскими лидерами?

— С Брежневым они не были знакомы, и ничего подобного не было. Только у меня однажды случился диалог с властью, когда я встретилась с Горбачевым на каком-то заседании и попросила, чтобы отцовские деньги, которые он заработал в течение жизни, лежавшие во Внешторгбанке, позволили снять и пустить на его лечение. Это было единственное взаимодействие нашей семьи с Горбачевым.

— У вас дома хранилась вырезка из газеты «Омская правда», где было напечатано первое стихотворение 9-летнего Роберта: «С винтовкой мой папа уходит в поход…»? Дошли ли до наших дней другие его пробы пера?

— Я видела только перефотографированную версию этой газеты. О подростковых стихотворных опытах вообще не знаю. А первая книга «Флаги весны» вышла, когда ему было уже лет двадцать, он был уже состоявшийся поэт. Не думаю, что он стеснялся ранних произведений, это было накапливание опыта. Он писал потом о стыде за стихи, но речь шла о том, как он верил в коммунизм и потом эта вера прошла. Он единственный из поэтов, кто верил действительно, а не играл в это, был по-настоящему честным человеком.

— Рождественский был советским или русским поэтом? Основной корпус его произведений просоветский, наполненный коммунистической романтикой. Но в преддверии развала СССР он начал бороться за наследие искусственно забытых великих предшественников.

— Он русский советский поэт — раньше ведь и так называли.

— А «самоназвание» у него какое было: русский или советский, как он сам себя определял?

— Он не вставал утром как русский поэт и не просил, чтобы ему сварили каши или кофе подали. Он никогда в жизни о себе не говорил, это о нем говорили, и говорили очень по-разному.

— А в целом его литературная деятельность куда была развернута — во внешний мир или во внутренний мир семьи? Читал ли он близким только что написанное? Или он дома вел себя как обычный человек и становился поэтом за порогом дома?

— Поэзия создавалась дома, он уходил, запирался у себя в кабинете, начинал безумно курить. Видимо, табак был его партнером в написании стихов. Начинала стучать машинка, и свежие, еще «теплые» стихи выносились к нам на обсуждение — мы всегда были первыми слушателями. Он говорил: «Девочки, идемте, я вам почитаю» (потому что, кроме нашего пса, все были девочки). И мы слушали, а мама сразу мрачнела, потому что цеплялась за какие-то слова и неточности. Я тоже имела наглость делать замечания: были слова, которые я не понимала, он старался их объяснить. Мне посчастливилось присутствовать при том, как он что-то менял даже, я тоже выступала в роли редактора.

ЧИТАТЬ ТАКЖЕ:  Андрей Кончаловский поставил "Укрощение строптивой" "подвыпившего" Шекспира

— Вы помните вот такое домашнее первое чтение поэтических текстов, ставших потом хитами?

— Я помню рождение песни «Мгновения» из «Семнадцати мгновений весны». Когда он читал стихи, когда очень долго боролись с музыкой. Он до этого никогда не работал с Микаэлом Таривердиевым, видимо, у него был музыкальный ритм другой, еще неизвестный и непонятный ему. Они долго подстраивались друг под друга — это был продолжительный творческий процесс.

А еще я помню написание «Свадьбы», музыка которой мне безумно надоела, потому что папа летом взял ее на маленьком кассетном магнитофончике с собой в Юрмалу, в Дом творчества писателей. И эта «Свадьба» там постоянно проигрывалась, совершенно без стихов, просто мелодия, и я ее ненавидела.

— Многим кажется, что поэзия — легкое занятие, чуть ли не хобби…

— Это была его работа. Так же как человек приходит на работу и начинает писать статью или шить брюки, так же он писал стихи. Когда к нему приходили наши замечательные певцы, Магомаев или Кобзон, был тоже свой ритуал. Сначала бабушка усаживала всех за стол, потом они шли с родителями играть в нарды (я слышала, как все время бросались эти шашечки). И только потом начиналась работа. И вот слышался удивительной красоты голос, на который сбегались соседи с просьбами отсыпать соли или дать свежую газету — в надежде увидеть звезд сцены живьем, а не по телевизору. Так что соли мы передали больше пуда в то время.

— Не случайно песни на слова Рождественского звучали в фильмах, снятых по космической фантастике. Например, «Этот большой мир» мы слышим в киноленте «Москва — Кассиопея» о детях, решившихся покорять космос. Это было символическое продолжение диалога с Хрущевым о поколении мальчиков, которые «с орбиты космической в герои снизошли»? А сейчас Россия перестала быть страной мечтателей?

— Я считаю, что большинство его стихотворений подходит под нынешнюю обстановку. Они актуальны и до ужаса правдивы. В этом отношении он был провидцем и многое предчувствовал — в чем и заключается гений поэта.

— Расскажите о борьбе Рождественского за сохранение памяти о Марине Цветаевой и Осипе Мандельштаме.

— Он очень любил поэзию начала века, особенно тех авторов, кто был вырезан из литературы. Он знал наизусть все, что только можно было знать. У них с Евтушенко были даже «дуэли» — один начинал читать стихи наизусть, а второй должен был продолжить. Это длилось по нескольку часов. А что касается Цветаевой и Мандельштама, то он отвоевал Дом-музей Цветаевой и выступил председателем комиссии по наследию Осипа Эмильевича. Факты известные, другое дело, что это отнимало много времени и здоровья: потому что он просиживал в приемных у чиновников, выпрашивая, чтобы дом, где жила Марина Ивановна, отдали под музей, а не под очередной банк. И он тратил время на это, но я понимала, что он был больше чем поэт, в это время и делал благое дело. Он об этом мало говорил, но мы очень этим гордились — его ролью просветителя.

— Сколько времени в день он отдавал творчеству? Верно ли, что он сохранял работоспособность до последнего и до последнего писал?

— В последние годы жизни он написал лучшие свои стихотворения. Так считают многие. Работал постоянно — когда мог, когда физически себя хорошо чувствовал. Он уходил на свой второй этаж в Переделкине, где располагался его кабинет, смотрел в окно и списывал то, что ему приходило в голову. За пять лет с момента операции до его ухода он написал ряд совершенно удивительных, пронзительных стихотворений. И среди них — стихи прощания. И когда я его спрашивала: зачем ты их читаешь, это же совершенно невозможно слушать?! Он говорил: я вас готовлю к тому, что неизбежно, и считаю, что так вам будет намного проще. Последние годы были очень плодотворными.

— Его материальное наследие — личные вещи, печатная машинка — стали достоянием музеев или многое все же осталось у вас и других членов семьи?

— Осталось, конечно, очень многое. Но мы делимся, такими вещами нужно делиться, гордиться, хвастаться. Пусть люди видят, как это все рождалось, из какого сора росли стихи. И чашки какие-то, и части сервизов, и пиджаки мы отдали в музей на Алтае, он очень хороший, очень теплый, очень наш. Мы старались этот музей насытить и наполнить, и вот сейчас я везу с собой туда похвальную грамоту, которую отец получил в 7-м классе, еще какие-то документы и письма.

Маленькая деталь. В мемориальном музее есть комната шестидесятников. Там мебель тех лет, виниловые пластинки, а на стене висит дисковый телефон: черный эбонитовый, какие были тогда. И рядом книжечка с карандашиком, какие висели в прошлом в коммунальных квартирах. И записаны телефоны: Рождественский — такие-то цифры, Евтушенко, Вознесенский — такие-то. И ты набираешь нужный номер, и отец читает свои стихи по телефону. Не каждый московский музей может такой придумкой похвастаться!

О том, что делается для увековечивания имени Роберта Рождественского на его малой родине, нашей газете рассказала Елена Огнева, заместитель директора Государственного музея истории литературы, искусства и культуры Алтая.

— Мемориальный музей Рождественского является нашим филиалом и находится в селе Косиха Алтайского края. Он был открыт в 2012 году и этом году отмечает свой первый юбилей. Сегодня гостям музей представляет пять экспозиций. В первые годы существования музей имел вполне канонический вид традиционного литмузея. Но довольно быстро к нам пришло осознание того, что консерватизм литературного музея с классической экспозицией о жизни и творчестве поэта — это дорогое сердцу, но все же наследие прошлого. В 2017 году в музее появилась интерактивная экспозиция «Гостиная шестидесятников», которая дала возможность посетителям погрузиться в поэтическую атмосферу 1960-х, используя весьма необычный инструментарий. Это и «говорящий» телефон, и работающие радиоприемник и телевизор, которые словно остались в своем времени и до сих пор транслируют программы тех лет. В интерьере гостиной можно сделать видеозапись собственного вступления, исполнив песню либо прочитав стихотворение Рождественского. По желанию исполнителя эта запись публикуется в соцсетях. Таким образом, каждый желающий может принять личное участие в народной популяризации творчества любимого поэта.

В 2018 году перед зданием музея был установлен памятник Роберту Рождественскому, который создал и передал в дар Алтайскому краю скульптор, народный художник СССР Зураб Церетели. Инициатором открытия памятника стала Екатерина Рождественская. Она же передала музею большой комплекс мемориальных предметов, когда-то находившихся в доме семьи Рождественских. В него вошли мебель, предметы быта, личные вещи. Этот дар стал основой новой экспозиции «Реликварий семьи Рождественских». В музее Р.И.Рождественского есть отдельный экспозиционный зал, представляющий авторский проект под названием «От сердца. От руки». Он представляет 30 работ барнаульского каллиграфа Ольги Алексеенко, которая в разных техниках и материалах представила поэтические строки Роберта Рождественского. Часть листов дополнена акварельными рисунками и выразительной графикой, выполненной пером. Так музей реализовал свое желание сделать поэтическое произведение объектом музейного показа, а точнее — арт-объектом, в котором бы соединились ценность содержания стихотворения и художественная форма его презентации. Мы стали музеем, который постоянно ищет новые формы презентации поэтического наследия Роберта Рождественского.