Премьера оперы «Альфа и Омега» в «Геликоне»

Когда современный театр рискует поставить оперу, написанную в наши дни живым композитором, это уникальное событие. И даже если театр терпит неудачу, он все равно заслуживает всяческих дифирамбов — за смелость, за продвижение современной музыки, за поиск и эксперимент, за колоссальную работу певцов и оркестрантов над текстом — как нотным, так и литературным. Но в случае с оперой «Альфа и Омега» израильского композитора Гиля Шохата, поставленной в «Геликоне» Дмитрием Бертманом и Ильей Ильиным, налицо безусловный успех постановки.

Альфа-самцу наставили рога

Гиль Шохат сочинил свою оперу прямо, как Мусоргский: под впечатлением картинок с выставки. В тель-авивском музее он увидел 20 литографий Эдварда Мунка с библейскими сюжетами на тему непростых отношений мужчины и женщины. Эти впечатления заложили основу либретто, написанного Дори Манор и Анной Германн на иврите.

Альфа и Омега, прямоходящие самец и самка, а проще говоря — мужчина и женщина — живут в самом начале времен на безлюдном острове. Конечно, это Адам и Ева, прародители рода человеческого. Множество мифов, теорий, религиозных и традиционалистских концепций известно на эту тему. Но, то, что придумали авторы «Альфы и Омеги» — совершенно не укладывается ни в одну из них. Версия Шохата — острейшая, парадоксальная, пугающая, убедительная и очень сегодня актуальная. Потому что в отличие от Альфы и Омеги, мы живем не в начале, а в конце времен. Апокалиптические настроения переполняют, в воздухе звенит напряжение, нарастает агрессия и тревога… За что нам это? Опера «Альфа и Омега» дает ответ на этот вопрос.

Классическая догма о том, как Змей подсунул Еве запретный плод, в этой оперной истории претерпела трансформацию. Змей — эту роль потрясающе играет Юлия Никанорова, пластичная, извивающаяся, одновременно привлекательная и отталкивающая — соблазняет прекрасную полногрудую Омегу (великолепная актерская и вокальная работа Анны Пеговой), ненадолго покинутую ревнивым Альфой (Иван Гынгазов в этой партии безупречен и как артист и как певец). И без того страстная, сексуальная Омега превращается в нимфоманку, бросающуюся на каждую звериную особь. Тем более, что особи хоть и не прямоходящие, но в харизме им не отказать. Красавец Тигр (Петр Морозов), весельчаки Кабан (Георгий Екимов) и Осел (Виталий Фомин), угрюмый Медведь (Дмитрий Скориков) — как четыре традиционные маски из комедии дель арте делят между собой ласки Омеги. Ну а чемпион по бодибилдингу Гиена (Александр Бокарев) и вовсе провоцирует Омегу на убийство. Змей страшно доволен — у Альфы теперь вырастут рога — также как и у остальных животных, ведь все самки — изменницы.

ЧИТАТЬ ТАКЖЕ:  Лера Кудрявцева заняла на ТВ место"матери драконов"

А Омега тем временем рожает детей — гибридов. Так вот оно — человечество! Уроды, рожденные от женщины и животных без участия мужчины… Неудивительно, что такому ущербному виду уготованы страдания и боль. В том числе, как теперь говорят, «из-за» коронавирусной инфекции.

Этот страшный сюжет помещен в столь красивый визуальный и музыкальный контекст, что воспринимается как прекрасная притча. Ведь библейские истории тоже по большей части жестоки и кровавы. Завораживающие игрой красок и причудливых форм декорации Павла Драгунова, декадентские костюмы Софьи Тасмагамбетовой рождают ассоциации с эпохой модерна. Ну, а музыка Гиля Шохата, опирающаяся на гениальные референсы от Рихарда Штрауса и Пуччини до Дебюсси и Пуленка, невероятно красива. Она не кажется вторичной — это не заимствование, а, скорее, талантливая стилизация. Кантиленные, интонационно выразительные вокальные партии, читаемые лейтмотивы, как, например, абсолютно зримая тема Змея — движение вверх по звукам четырехзвучного аккорда и затем нисходящее заполнение. Великолепная инструментовка дает возможность оркестру и маэстро Кирьянову раскрыться во всей красе.

Геликоновский хор, он же балет, как всегда, коллективный и очень яркий персонаж. Пластика Эдвальда Смирнова превращает хористов то в полуфантастических представителей островной фауны, то в змеиный клубок детей Змея, то в жалких гибридов — вызывающих брезгливость и в то же время сочувствие.

Финал оперы — кульминация партитуры. После смерти Альфы и Омеги на Земле остаются лишь гибриды. Звучит экстатическая музыка, и в памяти всплывает финал «Трех сестер»: «Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем живем, зачем страдаем…» Чехов еще не знал. А мы теперь — знаем.